Маловероятно, что с такой формулировкой согласился бы Раффалович. Он теперь был истовым католиком, но свои профессиональные интересы не оставил. Есть основания полагать, что Андре пытался убедить Обри в том, что одно другому не мешает.

В январе вышел в свет альбом «50 рисунков Обри Бердслея». Тираж издания составил 500 экземпляров, из них 50 были большого формата. Бердслей с нетерпением ждал отзывов. Они, как всегда, оказались диаметрально противоположными.

Бирбом написал восторженный обзор для Tomorrow. Он восхвалял уникальное разнообразие альбома. Халдейн Макфолл на страницах St Paul’s дал в целом лестный, хотя и расплывчатый отзыв. Критик из Athenaeum заклеймил альбом, сказав, что рисунки можно назвать примечательными лишь из-за усилий, приложенных художником в поиске безобразия и уродства. Обозреватель из Daily Telegraph сожалел о том, что все они по-прежнему должны погружаться в атмосферу зловонных миазмов, заражающих почти все, что создает этот, с позволения сказать, художник. На этом хор возмущенных затих. Критики устали говорить о том, что Бердслей не умеет рисовать, а сплетники нашли новые темы для обсуждения [2].

В конце февраля в Борнмут на несколько дней приехали Грей и Раффалович. Они знали, что врачи вынесли их другу страшный приговор, понимали, как Обри тяжело жить с этим, и полагали, что обрести утешение в такой ситуации можно лишь обратившись к Богу. Раффалович сразу после переезда Бердслея договорился с отцом Дэвидом Бирном, священником из церкви Священного Сердца, находившейся неподалеку, что тот будет навещать его товарища. Андре также позаботился о том, чтобы Обри с матерью ни в чем не знали нужды. Он уже не раз присылал Бердслею денежные чеки, а теперь сказал, что раз в 3 месяца будет выплачивать им 100 фунтов.

Определить их доходы и расходы в это время трудно. Ежедневная плата в борнмутских пансионах тогда составляла около восьми шиллингов на человека, то есть приблизительно шесть фунтов в неделю для двоих. Чеки от Смитерса поступали нерегулярно, и, возможно, поэтому в своих письмах издателю Бердслей часто упоминал о небольших, но насущных долгах. Участие Раффаловича избавило Обри от поиска средств к существованию, а его мать – от страха бедности. Смитерс, кстати, о решении Андре не знал.

Можно ли связать выплату содержания, назначенного Раффаловичем, с визитами отца Дэвида? Об этом сведений нет, но с интеллектуальной и эстетической точки зрения Римская католическая церковь была очень близка Бердслею. Он знал католические обряды и традиции. Дэвид Бирн, высокоученый человек, бывший адепт англиканской церкви, хорошо подходил на роль духовного наставника Обри. Во время их первой встречи священник подарил ему книгу о жизни святого Игнатия Лойолы, основателя ордена иезуитов, к которому и принадлежит отец Дэвид. Бердслей был этим очень тронут и написал Раффаловичу, что находит общество этого священника совершенно очаровательным, а их беседы весьма полезными для себя.

В Борнмуте, где пыталось справиться с болезнью множество людей, имелось несколько церквей, и между ними существовало определенное соперничество. Визиты Дэвида Бирна в «Мюриэль» не остались незамеченными, и Бердслею пришлось выслушать упреки священников-англиканцев. Но на пути к католичеству художника пока еще останавливали не они, а пресловутое служение искусству ради искусства.

В конце февраля о своем намерении ненадолго съездить в Борнмут заявил Джером Поллитт. Он продолжал купаться в отраженных лучах чужой славы. В то время о Поллитте говорили как о прототипе главного героя шуточной новеллы о жизни студентов-старшекурсников «Бейб, бакалавр искусств», написанной Э. Ф. Бенсоном. Более того, в новелле шла речь о его знакомстве с Бердслеем. Во всяком случае, упоминалось о том, что Бейб украсил свои комнаты несколькими иллюстрациями мистера Обри Бердслея из «Желтой книги». На другой странице он высказал желание выглядеть так, как если бы его нарисовал Бердслей. Обри сие позабавило – он принял все это как свидетельство долговечности своей славы. Художник согласился принять Поллитта. В письме Смитерсу он попросил издателя при встрече с Джеромом напомнить ему о том, какое важное место занимает в жизни человека живопись, и о насущных потребностях художника.

Поллитт в подобных намеках не нуждался. Он всегда был щедрым, но в тот раз, прибыв в Борнмут, между делом сказал, что так и не получил собственный экслибрис. Он заплатил Бердслею за эту работу еще в октябре 1895 года, но она пока не сделана… Обри сконфузился. На создание нового рисунка у него не было сил, поэтому он предложил компромисс. В альбоме «50 рисунков Обри Бердслея» есть замечательная композиция – женщина, выбирающая книгу на подносе, который держит в руках карлик. Рисунок называется «Экслибрис художника». Это можно поправить. Он знает, что Поллитт купил альбом, один из экземпляров большого формата, напечатанных на японской веленевой бумаге. Оригинал рисунка находится у Смитерса, но сейчас он вставит на репродукцию, на свободное место в верхней части, имя Поллитта и добавит шутливое замечание об «опечатке» на титульном листе. Джером сможет отнести исправленную иллюстрацию граверу и получить экслибрис уменьшенного размера, сделанный с нее. Поллитт был в восторге от такого компромисса [3].

Бердслей мало что мог показать ему на этот раз – всего несколько незавершенных иллюстраций к Ювеналу, но с жаром рассказывал о планируемых рисунках к «Лисистрате». Поллитта заинтересовали «Бафилл» и «Нетерпеливый прелюбодей», и Бердслей пообещал как можно быстрее завершить их.

Сразу после этого визита к Обри и Элен приехал Смитерс. Они пригласили к себе местного фотографа У. Дж. Хоукера, оказавшегося – поистине мир тесен! – старым другом Кокрана. Два снимка Обри за рабочим столом, сделанные Хоукером, даже с точки зрения модели были удачными, но вид «трудолюбивого отшельника», с которым он позировал перед фотокамерой и который сначала весьма порадовал Смитерса, оказался обманчивым. Снимки еще не были готовы, а у Обри случилось очередное горловое кровотечение – первый приступ после переезда в Борнмут. Его удалось быстро остановить, но, несмотря на строгий курс манипуляций и лекарственную терапию, предписанные доктором Харсентом в таких ситуациях, Обри продолжал кашлять кровью и в первые недели марта.

Тревога врача усилилась, когда он заподозрил у своего пациента и внутреннее кровотечение. Диагноз доктора Харсента о туберкулезе печени был очень сомнительным. Более вероятной причиной являлись геморроидальные узлы, но Бердслей сильно испугался. Этот инцидент имел серьезные последствия: от планов поехать в Лондон пришлось отказаться.

Влияние на состояние здоровья сына климата теперь уже не вызывало у Элен сомнений. Она спросила доктора, где Обри лучше всего провести весну. Так как долгое путешествие исключалось, Харсент предложил Нормандию или Бретань, но выразил опасение, что и с этим придется подождать. Обри должен набраться сил. Восстанавливался он медленно. У Бердслея снова началась депрессия, а тут еще портной Доре потребовал оплатить счет, достаточно крупный, пригрозив тем, что обратится в суд. Пришлось попросить Поллитта выдать авансом 20 гиней в ожидании «Бафилла» и нескольких иллюстраций к «Лисистрате», раскрашенных самим автором.