Венька отмахивается.

— Это мелочи, Сёма, это понятно, — дёргает его за руку. — Что там тебе сказали? Куда она уехала?

Сёма ещё не пришёл в себя.

— Похоже, на уик-енд, — переводя взгляд с одного юношу на другого, пожимает плечами. — Хотя, не выходные ещё… Ну, я облажался! Ну, понимаешь, дела!

— Далеко это? — перебивает Смирнов.

— Саня, это у вас в России всё далеко, у нас в Европе всё рядом, — поджав губы, наставительно заявляет Сёма.

— Ну и… — грозно нависает над столиком Венька.

— А я разве сказал «нет»! — в еврейской тональности блажит Сёма. — Я не спорю! Это почти двести километров… Горы, ущёлья, ветры… Кстати, там где-то у нас съёмки вашего клипа запланированы…

— Которые на мотоциклах? — припоминает Венька, и загорается. — Так и давай… Поехали.

— Конечно! — в нетерпенье подскакивает Санька. — Что же мы сидим?

Самуил Вайншток пугается.

— Ну так же не делается, товарищи — господа! Это же не Россия! Надо же приготовится! У клипмейкеров, я знаю, мы только через неделю в графике. У меня записано.

— Так мы же не сниматься, — перебивает Венька, чего тут непонятного. — Мы ж с натурой хотим познакомится, оглядеться… Без этого сниматься нельзя, нет. Ты ж знаешь! Освоить нужно площадку, то сё. Фрахтуй, Сёма, «микробус», поехали. Я тебя прошу. Нам обязательно нужно. Это же близко, рядом.

— Ни хрена себе, рядом, — упавшим голосом вдруг восклицает Сёма. — Двести кэмэ туда, и двести обратно…

— Только что говорил, что это не расстояние, что это не Россия, — ловит на слове Санька.

— Ну, если только ради вас, Саня, для русского героя… И в счёт будущих доходов, Веня.

— Конечно, конечно, Сёма, не жмись, не обеднеем, — торопит Вениамин.

Продюсер преувеличенно светло вздыхает, понимая, что всё равное придётся ехать, искать ту хорошую мисс, замечает:

— А-то опозорите где, не дай Бог, в своём интервью, порядочного еврея, что не помог соотечественнику в трудную минуту… А она красивая?

— Не то слово! — расплывается в улыбке Венька. — Красавица! Заказывай микробус.

Правду говорят, общая беда сплачивает людей. И не нужно за историческими примерами далеко ходить, достаточно посмотреть на наших военных музыкантов… Которые — мы помним — только что там, в туалете… После мгновенно вспыхнувшей драки, по разным углам разбежаться должны были, ан нет, наоборот… Привели себя и друг друга в порядок. Встряхнули дирижёра, чтоб на ногах устойчивее стоял, пожалели товарища… Не Трушкина, конечно, Женьку Тимофеева.

— Кстати, — именно так, «кстати», возвращая помятый форменный галстук на исходную позицию, прокашливаясь, поправляя воротник рубашки, как ни в чём не бывало, спрашивает старшина, Константин Саныч. — Никто не помнит, у Смирнова не было с собой случайно сотового телефона, а?

— Откуда! — скривив лицо, кисло нацелившись носом на потолок, шмыгая и косясь на всё ещё красный след из-под носа на своей руке, отвечает Трушкин.

— Я ему хотел ещё тогда дать, — огорчённо качает головой Тимофеев. — Да… не успел. К тому же, денег у меня там уже практически… Знал бы, дурак… — с огорчением признаётся Тимофеев.

— Я что хотел сказать-то…

Но Тимофеев перебивает старшину.

— О! У полковника Ульяшова точно должен быть телефон. Я уверен. Точно!

— Да, вроде был, кажется. — Припоминая, неуверенно высказался старший сержант Фокин.

— Был, был… В точку, — неожиданно обрадовано подпрыгивая, восклицает и Кобзев. — Я у него на столе в кабинете видел… Видел! Да! Только как номер узнать?

— Ну, это не проблема, — несколько высокомерно, случай восстановить авторитет представился, замечает дирижёр. — Я сейчас. — Но останавливается, задерживает суровый взгляд на одном только старшине. — Вы это… тут, — грозно произносит он. — Смотрите, чтоб опять без меня чего-нибудь такого, понимаешь, тут… Ни-ни! Не посмотрю! — грозит пальцем. — Старшина покорно кивает головой, бормочет: «есть!», «никак нет!», «так точно!». — Гха-гхымм… — раскатисто прокашливается подполковник, и небрежно бросает. — Я в штаб. Все в класс, я сейчас…

Выдохнув, музыканты зашевелились. Получается, не так иногда важно как начать, важно чем кончить, то есть как выйти из цейтнота.

Выигравшие «лот» девчонки, так за ночь умотали полковника Ульяшова, что он едва «ласты не склеил», как тяжело дыша, заметила одна из них. Кстати, это не Лёвина точка зрения, только одной стороны. Лёвина с этим не согласна была. Пребывал Лев Маркович в жутко кайфовом эйфорическом состоянии. Когда слов нет, душа на волю рвётся, и крылья за спиной растут, хоть соколом летай! Правда «ласты», «шасси», а правильнее — нижняя часть «летательного аппарата» словно чужая, пребывала в аморфном состоянии, выдохлась, находилась без сил. Только в глазах полыхал огонь… Но какой огонь! В кои-то веки… Девахи!! Такие! И сразу две! Две!! Ё моё! Мать моя армия! Полыхал огонь в глазах полковника… полыхал, но без сил. И что прикажете делать «ослабевшему бойцу» в таком случае, как быть? русскому мужчине, воину? Не знаете? Не беда, сейчас узнаете!

Есть рецепт. Мудрый! Народный! Из глубины веков.

Он простой, но действенный. Значит, так… Выйти на зорьке в чистое поле, босиком на землю встать… Ноги расставить, руки молодецки раскинуть… Набрать воздух Родины в лёгкие, и… Нет, не крикнуть! Это в другой раз, когда врага напугать надо. Сейчас другое: по росе «бульдозером» пройти… Да! Траву скосить… Землю вспахать… Зарядиться… Сил набраться… Во-от! И все дела.

Человек-скептик отзовётся «гнилым» образом: «Ха! Для этого, значит, на родину нужно вернуться, да, назад? Всё бросить и вернуться? А надо ли? Если боец далеко и в командировке? А?»

Парируем с оптимизмом, бодро и легко: «Не надо!» Есть второе верное народное средство, дополнительное: отлежатся, отоспаться, и вновь ты — боец! Как огурчик, или огуречик, кому что больше нравится.

За неимением первой возможности — русского поля и чистой росы, Лев Маркович выбрал второе: отоспаться, отлежаться… И правильно! И проще это, и дешевле, и условия тому способствовали.

В просторном гостиничном номере полумрак от задёрнутых штор, хотя давно уже и утро, даже по Стокгольмским меркам позднее. Бесшумно работает кондиционер, бесполезно светит вовремя не выключенный торшер. Там-сям — разбросана одежда. Правда женская. Мужская сложена чин-чинарём. Даже туфли рядышком, не куда-нибудь, а на Восток носками смотрят… На широкой кровати под лёгкими простынями просматриваются три в объятиях слепленные неподвижные человеческие фигуры. Одна крупная, две меньшие. Как две касатки возле кита. Они спят. «То-рео-дор, смеле-е-е-ее в бой, то-рео-дор, то-рео-дор…», куда уж некстати раздаётся в тишине сигнал мобильного телефона. Нет, это не шутка и не насмешка! Всего-навсего мобильный телефон сигналом «проснулся», наяривает, иногда ещё говорят — базлает. Сейчас именно так. Громко и нагло. Раз за разом трезвонит, не получая адекватной реакции на свои сигнальные потуги… Сам себе удивляется, но голосить не устаёт, трезвонит… Одно из меньших тел всё же подаёт признаки жизни.