Вот бы он смог мне помочь написать родным о его смерти. Он был единственным сыном и их кумиром. Какой образ следует мне принять? Какой тон использовать? Написать ли мне от имени неудачливого доктора Алби или от имени чиновника, который устанавливает правила обращения с телами погибших?

Волшебная Горлянка принесла мне письмо:

— Оно от Лу Шина. Если хочешь, я просто его выброшу.

— Я не боюсь того, что может быть в письме. Худшее уже случилось. Все остальное в сравнении с этим — не более чем неприятности с погодой.

@

Дорогая миссис Айвори!

Я горько сожалею о смерти Вашего мужа и сына друзей, которых я знаю больше двадцати лет. Я надеюсь. Вы продолжите жить в том же доме, где были сделаны все приготовления для Вашей комфортной жизни. Если Вам понадобится помощь в больших или малых делах, прошу Вас немедленно обратиться ко мне.

Всегда ваш, Лу Шин

@

Он назвал меня «миссис Айвори». Он обозначил и дистанцию между нами, и мой новый статус жены Эдварда. Я отправила ему ответ, в котором просила написать письмо семье Айвори — ведь он был их другом на протяжении двадцати лет — и сообщить им о смерти Эдварда. О том, что их возлюбленный сын Эдвард стал жертвой эпидемии испанки и что он умер быстро и без страданий. Я попросила Лу Шина не упоминать ни обо мне, ни о малышке Флоре.

Когда-то я поносила его за то, что он не признавал моего существования. Сейчас я просила его о том, чтобы он продолжал это делать.

На следующий день мне прислали новый паспорт и свидетельство о рождении малышки Флоры. Я почувствовала, как к горлу подкатила дурнота, когда я взглянула на нижнюю половину документа:

@

Флора Вайолет Айвори, родилась 18 января в городе Шанхай, Китай.

Отец: Боссон Эдвард Айвори Третий, бизнесмен.

Возраст: 26 лет. Раса: Белый. Место рождения: Кротон-он- Гудзон, штат Нью-Йорк.

Мать: Минерва Лэмп Айвори, домохозяйка.

Возраст: 23 года. Раса: Белая. Место рождения: Олбани, штат Нью-Йорк.

@

Я посвятила себя будущему малышки Флоры. Она никогда не узнает о моем прошлом и об обстоятельствах своего рождения. Я сделала себя законной женой и вдовой Эдварда — Минервой Лэмп Айвори. Чтобы превратиться в нее до конца и не вызвать подозрений, нужно было помнить, что новая миссис Айвори никогда не говорила по-китайски на людях. Она носила другую прическу, не как у меня. Волосы она коротко подстригла и завила. Вся ее одежда была скромной и безупречного покроя — с моей точки зрения, совершенно не модной. А еще она присоединилась к Американскому клубу, где посещала скучные обеды для жен, слушала лекции о фарфоре, предлагала свою помощь в устройстве благотворительного бала для сбора денег в пользу русских беженцев и часто с искренней болью рассказывала, что ее муж умер от испанки и что она ведет на улице Бурлящего Источника замкнутый образ жизни с единственным ребенком от их брака. Название улицы говорило о том, что миссис Айвори весьма состоятельна.

Днем мы с малышкой Флорой гуляли в парке, ходили в кинотеатр для иностранцев и катались в машине вдоль набережной, проезжая мимо «Торговой компании Айвори». Поначалу, когда я играла роль миссис Минервы Айвори, меня мучили сомнения. Я часто ловила на себе пристальный взгляд какой-нибудь женщины, обязательно иностранки, которая смотрела на меня с молчаливым неодобрением, словно хотела мне сказать: «Я знаю, что ты не та, за кого себя выдаешь». Мне вспомнились слова моей матери о том, чтобы я игнорировала всех, кто меня не одобряет. У меня должно быть право самой принимать решения. Но сейчас это все было не так: мне приходилось думать и о малютке Флоре.

Кроме Волшебной Горлянки, у меня не было настоящих друзей. С тех пор как умер Эдвард, она смягчилась и стала больше беспокоиться обо мне, чем критиковать. Когда-то она наотрез отказывалась стать няней Флоры, но теперь выражала недовольство тем, что ее няня становится тугой на ухо. Однажды ей пришлось несколько раз громко позвать ее, когда та смотрела в другую сторону, но няня так и не повернулась. А что, если малышка Флора упадет и позовет на помощь? Она настояла на том, что будет сопровождать малышку Флору во время наших прогулок.

— Если уж ты можешь притвориться женщиной, которой не хочешь быть, — сказала она, — то я тоже могу притвориться няней.

В магазинах она покупала хороший чай для нас и яркую пряжу для няни, которая теперь, вместо того чтобы присматривать за ребенком, вязала платья, пинетки, шапочки, пальто, одеяла и рукавички для малышки Флоры, и, похоже, делала это и днем и ночью. Когда малышка Флора вырастала из одного комплекта одежды, ему на смену уже был готов новый. Старую одежду мы относили в Американский клуб, который отдавал ее в непрерывно меняющийся список благотворительных обществ для бедных. Я узнала, что в списке был и приют для девочек смешанной расы, и порадовалась этому.

— Может ли кто-то из них сойти за белую девушку? — спросила я женщину, отвечающую за пожертвования.

— Там есть несколько девочек, которые на первый взгляд кажутся такими же белыми, как мы с тобой, — ответила она. — Но, присмотревшись, начинаешь замечать чуть раскосые глаза или полноватые губы и желтоватый оттенок кожи.

По ее ответу я поняла, что она считает китайскую кровь девочек низшего сорта. Из-за этого я постоянно боялась, что меня примут за китаянку. Ребенком я очень страдала от стыда и от страха, что меня могут оскорбить. Я не принадлежала к хорошему обществу ни в китайском, ни в американском мире. Но малышка Флора никогда не будет страдать от сомнений, к какому миру она принадлежит.

Однажды, вернувшись домой после полудня, я услышала звонкий смех Флоры, доносившийся из библиотеки. Они с Волшебной Горлянкой стояли на коленях перед низким столиком с фотографией Эдварда, мисками с благовониями, тарелками со свежими фруктами и сладостями. Волшебная Горлянка держала ароматические палочки, от которых струился дымок.

— Если бы только твой Эдвард был жив, чтобы выслушать мою благодарность, — сказала она мне. — Но я по крайней мере могу послать ему знаки моего восхищения — где бы он ни находился.

Эдвард решил бы, что это восхитительные дары. Я задумалась, будет ли после такого малышка Флора когда-нибудь считать, что китайские заклинания против злых духов — всего лишь устаревшие суеверия.

После смерти Эдварда прошло три с половиной года.

Воспоминания о нем постепенно тускнели. Спустя месяц после его смерти мне казалось, что он умер уже очень давно, и в то же время — что это произошло лишь мгновение назад. Я отсчитывала убегающие месяцы по комплектам одежды, которые няня вязала для малышки Флоры: зеленые и желтые одежки в апреле, желтые и голубые — в июле, лавандовые и розовые — в сентябре. Я отмечала недели, когда зацветали новые цветы, когда деревья теряли листья, когда на ветвях появлялись ярко-зеленые почки. Я считала, сколько раз Флора просилась на руки, поворачивала головку, чтобы мне улыбнуться, или бежала ко мне на маленьких ножках и звала меня по имени; со временем я потеряла этому счет, как потеряла счет дням после гибели Эдварда.