– Если вы способны ощущать его присутствие, может, и он ваше тоже? Может, он знает, когда вы к нему приближаетесь?

Майкл пожал плечами.

– Вполне возможно.

– Он предусмотрителен, – сказал я, вспомнив, как реагировал Никодимус на появление Широ. – Он не любит рисковать. Вряд ли он стал бы ждать здесь боя, в исходе которого не уверен. Он уходит. – Я встал и направился к часовне. – Идем.

Когда я готов был открыть дверь часовни, она распахнулась, и оттуда вышли двое, на ходу вставляя обоймы в пистолеты. Один из них даже не успел поднять на меня взгляд – я огрел его по лбу посохом, вложив в этот удар весь свой вес. Голова его запрокинулась, и он осел на пол. Второй попытался навести ствол на меня, но я отбил пистолет в сторону одним концом посоха, а другим врезал ему по носу. Прежде, чем он успел опомниться, Саня двинул его в висок прикладом «Калашникова». Он упал на первого типа и остался лежать, открыв безъязыкий рот.

Я перешагнул через них и ступил в часовню.

Это было небольшое, скромно убранное помещение. Никаких знаков принадлежности к той или иной конкретной религии – просто помещение, приспособленное для того, чтобы служить духовным потребностям разных людей, вне зависимости от их вероисповедания.

Впрочем, представитель любой веры был бы оскорблен тем, что сделали с этим помещением.

Все стены были исписаны знаками, напоминающими те, что я совсем недавно видел на лбу у динарианцев. В качестве краски служила еще не просохшая кровь. Кафедру прислонили к дальней стене, оперев на нее одним концом длинный стол, так что тот стоял под углом к полу. По обе стороны от стола размещалось по стулу и горело несколько свечей. На одном из стульев стояла серебряная чаша, почти доверху наполненная свежей кровью. В комнате стоял приторный запах, от которого начала кружиться голова. Что-то явно было добавлено в воск этих свечей – возможно, опиум. Похоже – это вполне объясняло замедленную реакцию немых Никодимусовых слуг. Неяркий свечной свет заливал поверхность стола.

Там лежало то, что осталось от Широ.

Он лежал на спине, обнаженный по пояс. Рваные раны, темные пятна синяков – некоторые хранили отпечатки цепей – сплошь покрывали видимую часть тела. Руки и ноги неестественно распухли. Их так изломали, что они напоминали теперь не человеческие конечности, а какие-то причудливые колбасы. Живот и грудь покрывала сетка тонких порезов – такие я уже видел на телах настоящего отца Винсента и Гастона Лароша.

– Сколько крови... – прошептал я.

Я услышал, как в дверь вошел Майкл. Он застыл, издав задыхающийся звук.

Я подошел ближе к останкам Широ, механически отмечая про себя подробности. Лицо его осталось более или менее нетронутым. Какие-то предметы валялись на полу: наверное, необходимые для ритуала инструменты. Что бы ни собирались проделать с Широ динарианцы, они довели это до конца. Теперь я разглядел на коже волдыри от ожогов... или язв. Возможно, бросавшиеся в глаза внешние повреждения скрывали множество других следов действия инфекции.

– Мы опоздали, – негромко произнес Майкл. – Они успели довершить обряд?

– Угу, – кивнул я и сел на край стула.

– Гарри? – спросил Майкл.

– Столько крови... – сказал я. – Он ведь совсем не крупный человек был. Ни за что не подумал бы, что крови может быть так много.

– Гарри, мы здесь все равно ничего больше сделать не можем.

– Я ведь знал его, и он был всего чуть выше среднего роста. А крови хватило на всю эту живопись... На ритуал.

– Нам надо идти, – сказал Майкл.

– И что делать? Чума уже запущена. Вполне возможно, мы уже заразились. Если мы уйдем отсюда, мы только поможем разносить ее. Плащаница у Никодимуса, и он, возможно, ищет сейчас битком набитый школьный автобус или что-нибудь в этом роде. Он ушел. Мы опоздали.

– Гарри, – настаивал Майкл. – Нам лучше...

Злость и досада друг вспыхнули во мне ослепительным огнем.

– Если вы сейчас начнете бубнить про веру, я вас убью.

– Не думаю, – вздохнул Майкл. – Я слишком хорошо вас знаю.

– Заткнитесь, Майкл.

Он шагнул ко мне, прислонил трость-ножны к моей ноге и, не говоря ни слова, отошел к стене и принялся ждать.

Я взял трость в руки и вытащил сияющий холодным металлическим блеском меч дюймов на пять или на шесть. Потом задвинул обратно, подошел к Широ и как мог привел его останки в порядок. Покончив с этим, я положил меч рядом с ним.

Когда он закашлялся и пошевелился, я едва не взвизгнул от неожиданности.

Мне и в голову не могло прийти, что кто-то способен выжить после таких истязаний. Но Широ хрипло вздохнул и открыл глаз. Другой глаз вытек, и глазница смотрелась запавшей, ввалившейся.

– Блин-тарарам, – пробормотал я. – Майкл!

Мы с Майклом бросились к столу, едва не столкнувшись. Широ потребовалась секунда, а может, и две, чтобы сфокусировать взгляд на нас.

– А, хорошо, – выдохнул он. – Устал уже вас ждать.

– Его нужно срочно в больницу, – сказал я. Старик едва заметно покачал головой:

– Поздно. Смысла нет. Веревка. Проклятие Вараввы.

– О чем это он? – спросил я у Майкла.

– О веревке, что на шее у Никодимуса. Пока он носит ее, он не может умереть. Мы полагаем, это та самая веревка, которой воспользовался Иуда, – тихо пояснил Майкл.

– А что за проклятие Вараввы?

– Точно так же, как римляне оставляли за иудеями право раз в году прощать одного осужденного преступника, веревка позволяет Никодимусу насылать смерть, которой нельзя избежать. Вараввой звали преступника, избранного иудеями, хотя Пилат хотел освободить Спасителя. Проклятие названо так в память об этом.

– И Никодимус обратил его против Широ?

Широ снова чуть дернул головой, и на губах его вдруг заиграна слабая улыбка.

– Нет, мальчик. Против тебя. Он просто взбесился, когда ты смог бежать от него, несмотря на подвох.

Блин-тарарам! То энтропийное проклятие, которое едва не убило меня, а вместе со мной и Сьюзен. Секунду-другую я потрясенно переводил взгляд с Широ на Майкла и обратно.

Майкл кивнул.

– Мы не можем остановить проклятие, – сказал он. – Но мы можем занять место его объекта, если такова наша воля. Вот почему мы хотели, чтобы вы не вмешивались, Гарри. Мы боялись, что Никодимус изберет мишенью вас.

Я так и смотрел то на него, то на Широ. Предметы расплывались в моих глазах.

– Черт, – сказал я. – Это я должен был лежать на этом столе.

– Нет, – возразил Широ. – Ты многого еще не понимаешь. – Он закашлялся, и лицо его перекосилось от боли. – Ты сможешь. Сможешь. – Рука его коснулась меча. – Возьми... возьми это, мальчик.