– Ничего страшного, ничего. Ты любишь ее, и не твоя вина, что она так переменилась. Горько и печально. – Теперь она вспоминала, что у них было все не так и плохо. Иногда он был просто чудесным. – Понимаешь? Улыбнись. Вот и хорошо. – Он снова потер ей спину. – Мне плевать, что она говорит. Я люблю тебя. Я уже люблю нашего ребенка. Давай поженимся. – Так что их помолвка произошла возле живой изгороди, когда ее тошнило: по иронии судьбы это был его самый романтичный поступок, какой она могла припомнить.

Теперь я должна помочь ему. Должна отпустить его как можно быстрее и безболезненнее.

Джульет села возле дома на каменную скамью и достала бракоразводные бумаги и ручку. Из дома неслись крики восторга. В деревьях пел вечерний птичий хор; вокруг все гудело, жужжало, оживая после зимы. Через месяц исполнится год, как она потеряла свою работу и раньше обычного вернулась на Далси-стрит. Прошли четыре времени года, и она помнила каждый месяц. Пора было подвести черту. Последним камнем преткновения были выплаты для Санди – Мэтт настаивал, чтобы они прекратились, если Джульет снова выйдет замуж. Она уступила и подписала бумаги. Если она снова выйдет замуж, то так удивится этому, что и не заметит ничего. К тому же алименты Мэтта были такими незначительными, что это не составляло разницы.

Их было недостаточно – но, как оказалось, ее жалованья тоже было недостаточно, чтобы держаться на плаву. Устраиваясь в «Фениман», она думала о работе, а не о заработке, и теперь работала три дня в неделю в госучреждении да еще оплачивала присмотр за детьми. Только за последний месяц счет за обогрев Соловьиного Дома составил почти четыреста фунтов. К своему жалованью она добавляла сберегательные облигации, оставленные ей другими дедом с бабкой, мамиными родителями, полузнакомыми людьми, которые умерли, когда она была маленькая. Они жили в Хампстед-Гарден-Сабербе, и в ее памяти остались лишь вязаные цилиндры с ленточками, в которых хранились рулоны туалетной бумаги. Пятилетнюю Джульет это поразило. В общем, она почти не помнила их, зато теперь каждый день мысленно благодарила бабушку и дедушку Уилсонов.

Она убрала конверт и решила прибраться в доме в ближайшие выходные и сделать снимки для онлайн-платформы по аренде жилья. Вскочила и пошла к машине, надеясь успеть до отправки почты. Снова вернулась в Годстоу и опустила конверт в почтовый ящик. Столкнулась с Джо и поздоровалась, потом быстро заглянула в «Паскаль и К» – обнять Фредерика, он позвал Джорджа, оба крепко сжали ее в объятиях, большая теплая рука Фредерика уютно легла ей на спину.

После объятия мир кажется светлее. Она купила сливочного масла и розжиг для камина, спросила с надеждой сумак для следующего пятничного вечера, когда Би испробует новый рецепт… все эти действия казались ей такими обыденными после того, как она подписала и отправила бракоразводные бумаги, но необычайно утешали. У нее снова кружилась голова, теперь уже от облегчения, кружилась и слегка болела – вероятно, перед грозой. С этими мыслями она вернулась домой, заперла машину и посмотрела на небо, ожидая увидеть грозовые облака.

– Нет, Санди, хватит с тебя хрустиков. Ешь омлет.

– Нет! – закричал Санди, столкнул со стола пластиковую тарелку и протянул к ней свои маленькие ручки. В последние недели он постоянно льнул в ней, то ли потому, что она стала работать и за ним три раза в неделю присматривали миссис Бидл или Энни, то ли потому, что он понимал больше, чем ей казалось? Или просто наступил такой возраст? Как бы то ни было, сейчас с ним было утомительно, он постоянно капризничал, кормить его, купать, укладывать спать было настоящее мучение.

– Нет, Санди! Нельзя бросать еду на пол, – в десятый раз сказала Джульет. – Ты озорничаешь. Я сержусь на тебя.

Огромные серые глаза Санди жалобно глядели на нее, по пухлым щечкам покатились слезы.

– Озолнитяись? – повторил он. Рядом с ним Айла ела омлет и переворачивала страницы греческих мифов, что-то напевая. Би нигде не было видно. Санди взял другой кусок омлета и швырнул на пол.

– Не хотю омлет.

Джульет чувствовала страшную усталость и раздражение. Скрипнув зубами, она сердито подумала о Сэме. Он был один в своем огромном пустом доме, пил вино, возможно, слушал Pulp, занимался какой-нибудь ерундой, – например, читал детектив или готовил яблочный пирог «Татен». Вот это жизнь. Джульет стерла со стола банановую кляксу.

– Санди не получит сладкого, потому что он бросает еду на пол.

В ответ Санди и сам бросился на пол, крепко схватил Джульет за ногу и завыл.

– Мамммаа! Мааааааамммммммааааа… – Он безутешно выл, набирая новую порцию воздуха, бился лбом о ее коленку, мотая кудряшками, как бы призывая мать исправить ужасную ошибку. – Нееее мааамммммаааа!

– Боже, – сказала в дверях Би. – Заткнись, Санди, прекрати свой цирк.

У Джульет радостно забилось сердце при виде старшей дочки.

– Как дела, доченька?

– Хорошо. Все хорошо, ма. Слушай, я понимаю, что надо было спросить раньше. Можно к нам на Пасху придет Эва?

– О… – Джульет попятилась, забыв, что Санди все еще висел на ее ноге. Айла что-то пробормотала и перевернула страницу. – Эва? Кто она?

– Девочка из моей школы. Моя подружка.

– Я думала, что Фин твоя подружка.

– Ма, вообще-то, это не твое дело.

– Как не мое, если она придет к нам в дом?

Би вздохнула, словно удивлялась непонятливости Джульет.

– Она моя подружка не в том смысле, как ты думаешь. У нее уехали родители. А она осталась, чтобы пойти на вечеринку. Я пойду с ней.

– Ладно, – сказала Джульет. Она совершенно не знала, что делать. Если б ее дочь была обычной девочкой, Джульет позволила бы им ночевать в одной комнате, правда? А так они могут вытворять там всякое. Но вдруг та девочка просто хорошая знакомая? Джульет потерла глаза. – Хм… где же она будет у нас спать?

– В моей комнате. – Би скрестила руки. – Где же еще?

– Нет, это исключено.

– Господи, ма. Тут ничего такого. Для тебя проблема, что я не той ориентации. Я это знаю, блин. Тесс сказала…

– Не говори со мной таким тоном, – устало сказала Джульет. – Тебе пятнадцать. Я никогда не видела Эву и думала, что ты дружишь с кем-нибудь еще. И не убегай – Би!

– Ты жалкая, одинокая лузерша. – Би распахнула настежь дверь и затопала к Голубятне. – Оттого что ты сама одинокая и несчастная, ты отыгрываешься на мне! Меня тошнит от тебя!

Это меня тошнит от вас, хотелось крикнуть Джульет. Мне надоело, что ты никогда, никогда не говоришь спасибо и всегда обвиняешь меня во всем; что ваш отец идиот; что от вашего брата я готова бросаться на стенку, а ваша сестра ни с того ни с сего заливается слезами, и у меня каждый раз разрывается сердце. Мне надоели мыши и плесень, надоело поднимать каждое утро трех детей, я постоянно забываю покупать мюсли и носки, мне надоело кричать и ругаться и… Сегодня я подписала бракоразводные бумаги, и меня тошнит и от них.