Важность социального контекста в потреблении культуры, в присвоении и использовании элементов идеологии видна во многих жизненных ситуациях. В исследовании культуры фемининности, проведенном Анджелой Мак-Робби в Великобритании, содержится много тому примеров. Они тем более убедительны, что автор исходит из структуралистских теоретических посылок. Полевые наблюдения Мак-Робби очень ясно показывают: девочек-подростков из рабочего класса приучают терпеть свою бедность, ограничения и угнетение путем культурной практики воспитания в них преувеличенной женственности и романтического отношения к браку как основной цели в жизни.

Изучение семей показывает значительную роль идеологии и в жизни взрослых. Исследование разделения труда в английской деревне, проведенное Полиной Хант, показывает, как «сама ситуация порождает традиционализм» в распределении обязанностей между членами семьи, который состоит в том, что забота о детях лежит полностью на женах. Жены должны приспосабливаться к распорядку дня своих мужей, они изолированы от публичного мира. Их страшит политика, и они считают, что рождение и воспитание детей – это главный опыт в их жизни. Идеология может даже преодолевать логику других практик. Так, представление о том, что именно мужья являются добытчиками, поддерживается и в тех семьях, где женщина работает вне дома и получает заработную плату. И даже в том случае, если она зарабатывает больше мужа, идеология не подвергается критике: считается, что «подобная ситуация унизительна для мужчины».

Однако связь между социально-экономической ситуацией и идеологией нагляднее всего выступает в исследованиях рабочего места. Описание одного из нью-йоркских офисов в книге Майкла Корды «Мужской шовинизм» показывает, как сексистская идеология интегрируется в управление практиками, такими как продвижение по служебной лестнице и разделение обязанностей при выполнении работы, а также служит в качестве дискурсивной рационализация неравенства. Поэтому, замечает Корда, смещение феминистских дискуссий в область вопросов сексуальности (например, в книге «Женщина-евнух» Джермен Грир) было своего рода облегчением для мужчин, поскольку это смещение избавило руководителей организаций от необходимости решать наиболее трудные для них вопросы – финансовые. В исследовании работы страховой компании Коллинсоном и Найтсом, обсуждавшемся в Главе 5, хорошо показано, как много рабочего времени и усилий уходит у сотрудников на разработку и защиту сексистской идеологии.

Наиболее сложный и тонкий анализ методов сохранения сексистской идеологии на рабочем месте содержит работа Синтии Кокберн «Братья». В ней анализ идеологии помещен в контекст исторического развития печатного дела в Великобритании, из которого было вытеснено уже несколько поколений женщин. Идеология слабости женщин, якобы свойственной им от природы, и их непригодности для работы наборщика не только противоречит истории, но и является рационализацией современной практики. Коллективная практика наборщиков в настоящее время подорвана кардинальными изменениями технологии, а с нею подорваны и традиционные обоснования гендерного разделения труда. Кокберн показывает, как исчезает конкретная форма гендерной идеологии – традиционный патриархат, тогда как институциональные основания власти мужчин на рабочих местах – контроль над менеджментом, профсоюзами и обучением – остаются. Новые рационализации, например, преклонение перед высокими технологиями, оказываются весьма несовершенными заменителями традиционного патриархата.

Похожие данные о внутренних напряженностях гендерной идеологии и о процессах, протекающих в этой сфере, были получены в исследованиях школ. В литературе по половым ролям школы обычно обсуждаются как агенты социализации, довлеющие над детьми. Но школы – это также рабочие места с гендеризованным разделением труда. Последние исследования показывают, что учителя существенно вовлечены в вопросы гендерной политики. Они относятся к числу тех основных профессий, на которые должен повлиять новый развивающийся феминизм. Реакции учителей на это развитие самые разные: от энергичной поддержки до враждебного отторжения. Поэтому во многих школах происходят активные переговоры, иногда выливающиеся в открытый конфликт относительно образовательных программ, продвижения по службе, сексуальных домогательств на рабочем месте и проч. Вся обычная политика школы оказывается под вопросом. Обратимся еще раз к Оберновскому колледжу, частному среднему учебному заведению для девочек, о котором мы говорили в Главе 8. Этот колледж повернулся лицом к профессиональному рынку труда и занимается перестройкой своих программ, усиливая дисциплины математического и естественно-научного цикла. Изменение определения фемининности коснулось практически каждого аспекта образовательной политики школы.

Из подобных данных не следует, что идеология может быть сведена к экономике или институциональной организации; не следует также и то, что идеология должна противопоставляться материальному миру. Однако из них следует, что идеология должна рассматриваться как то, что люди делают, и что идеологическая практика должна рассматриваться как имеющая место в определенных контекстах и как реакция на определенные контексты. Некоторые виды идеологической практики являются обычной работой. Например, программы школьного образования – это трудовой процесс и для учителей, и для учащихся. Для того чтобы разобраться в этой практике, необходимо исследование социальной структуры рабочего места и политической экономии данного вида деятельности, а также ее связи с моделями идеологии в других социальных средах.

Эти соображения, в свою очередь, приводят к подходу к гендерной идеологии, более близкому к традиции социологии знания, чем к современным теориям дискурса. Но в социологии знания имеются известные трудности. Некоторые варианты социологии знания носят редукционистский характер, потому что представляют идеологию как отражение социального интереса. Во многих вариантах социологии знания принимается довольно грубый подход к внутренней структуре идей и очень мало говорится о процессе символизации. Ну и, наконец, бо́льшая часть ее концепций основана на классовом анализе социальной структуры и совершенно игнорирует гендер.

Ни одна из этих проблем не является абсолютно неразрешимой. Редукционизма можно избежать, но не путем утверждения независимости идеологической практики, а путем последовательного рассмотрения ее как практики, онтологически равноценной любым другим практикам и также вовлеченной в формирование социальных интересов. Некоторые классические исследования в традиции социологии знания, такие как анализ реификации в европейской философии, проделанный Георгом Лукачем, или анализ янсенизма, проделанный Люсьеном Гольдманом, уделяют самое серьезное внимание внутренней структуре идеологии. И существует убедительное доказательство того, что социология знания может быть успешно применена к анализу гендера, – это работа Виолы Кляйн «Женский характер», опубликованная еще в 1946 году.

Задача в нашем случае состоит не в том, чтобы применить каркас социологии знания к гендеру как предмету исследования, а в том, чтобы использовать методы, разработанные в этой традиции, для расширения социальной теории гендера. В следующем разделе я основываюсь отчасти на анализе дискурса и символизации, чтобы характеризовать идеологическую практику, и отчасти – на теории идеологии и социологии знания, чтобы поднять вопросы о контекстах производства гендерной идеологии, ее последствий для гендерного порядка и социального характера тех, кто участвует в ее производстве.