Да-да, вокруг жили люди. Им было глубоко наплевать, что вершина Фалии время от времени выпускает пар, а то и дым, они жили тут, как много поколений их предков до того, и, если верить местным легендам, изредка случавшиеся извержения не несли необратимого ущерба. Как говорили – всегда можно понять заранее и спастись. Или пересидеть, потому что спасаться – это ж бросать насиженное место, а кому хочется? Всё верно, никому.

И сейчас мне даже смотреть было тошно на все эти виноградники и что тут ещё у них есть. И Аль-Надиру, молодому эмиру Тигров, кажется, тоже. Потому что вокруг проживали преимущественно Тигры, владевшие здесь землёй, и работавшие на них коренные местные жители, и немного бизантийцев-землевладельцев. Представители от них от всех уже побывали в нашем лагере и спросили – чего ради такая процессия, и вообще. Я не знаю, что сказали им Аль-Надир и король, не слушала. Специально не слушала. И вообще, в последние два дня я слушала преимущественно мастера Кракена – и Лео. Мастер Кракен строил теории о том, что мы можем, и заставлял нас отрабатывать магические действия до посинения, всех, от короля и эмира до брата Медузы, а Лео… это просто Лео. Я была рада, что в этом походе мы вместе, как бы он для нас всех ни закончился.

Мастер Кракен говорил, что смысл наших действий должен быть в следующем. Всякая сила может быть остановлена и нейтрализована другой силой, превосходящей её. Или чуждой ей – как, например, сила некромантов чужда другим магическим силам. Но с другой стороны, те, кто был до людей, умели призвать силу смерти так же, как и всё остальное – и брат Дельфин оказался тому примером, он прибыл, когда узнал о сути вопроса, и сказал, что с него столько воды, что никакому огню мало не покажется. Ещё примером оказался-таки брат Змей, мне было проще думать о нём именно так. Он рассказал, что его матерью была как раз не приличная смертная женщина, как у старшего брата, а древняя сущность со скалистого острова, дерзкая, сильная и крылатая. От неё он и получил свою способность к оборотничеству и невероятную силу. Третьей призналась, кто бы мог подумать, Зубейда. Она рассказала, что её мать – дух воздуха, не существо-оборотень, но иная сущность, умеющая принимать человеческий облик, когда ей это нужно. Она и приняла, увлекшись Аль-Махди, и когда родила девочку, то принесла и оставила её мужчине, о котором иначе бы уже и думать забыла. Правда, больше она не возвращалась. И уже позже Аль-Махди женился на обычной женщине, и та родила ему сына, Аль-Масуда. При таком раскладе, конечно же, становилось понятно всё – и магическая сила, и своеволие, и трепетное отношение к данным обещаниям.

Так вот, знающие рассказывали, что любую силу можно остановить – другой силой. И не просто остановить, а даже и нейтрализовать. Переплавить и перенаправить. Превратить одно в другое. Только вот последнее под силу только очень опытным магам, из нас пробовали все, но вышло мало у кого. У мастера и старших братьев Ордена, у обоих Дождей – эмира и Змея, и ещё у усатого господина Фоки. Остальные, как мы предположили, были слишком молоды и не успели накопить в себе не то силу, не то мощь.

И в итоге пришли к такому: те, кто может переплавить и нейтрализовать, останутся внизу и будут работать с тем, что придёт к ним сверху. А все остальные пойдут наверх и постараются если не остановить, то направить туда, где меньше людей, посадок и возможных потерь.

О нет, мы вообще-то начали с того, что попытались найти двоих отщепенцев – Аль-Махрана и Аль-Масуда. Обычно, как я поняла, некромантам легко удавалось установить, где находится человек, жив он или уже нет. А здесь нашим противникам удалось навесить на себя мощное блокирующее всякий магический поиск заклятье – и тем самым подтвердить тезис о том, что на всякую силу найдётся другая сила. Оставалось только ждать.

Ждать – и говорить. Рассказывать сказки и истории из жизни – а здесь, как можно представить, таких рассказчиков собралось – прямо на любой вкус. Ловить часы рядом с тем, кого дала тебе судьба, так делали не только мы с Лео, и не только Самоцвет с Рысью. Случайно я подслушала разговор Ласточки с рыжим рыцарем Сигизмундом – о нет, они просто сидели рядом и смотрели на звёзды, и кажется, даже за ручки не держались. И звёзды-то удачно подвернулись, потому что иначе им пришлось бы смотреть друг на друга, а на такое они пока не были готовы никак. Рыцарь очевидно смущался, хоть в походе на Аль-Сиру мне доводилось слышать от него и солёные словечки, и рассказы о любовных подвигах. А Ласточка… она у нас вообще трепетная, эта Ласточка. Но если всё закончится хорошо, я ещё посмотрю – если она скажет, что он ей нужен, то и хорошо. А если нет – ну, побить-то всегда можно. Это тот универсальный язык, который здесь понимают абсолютно все.

А ещё одну беседу мы случайно подслушали вместе с Лео. Мы просто сидели, обнявшись, и в эти кусты-то забрались специально, чтоб подальше от всех. Но вот оказалось, что не только нам нужно подальше от всех.

Годфруа говорил тихо и яростно:

- Когда ты сбежишь? И какие ещё напасти навлечёшь на нас?

- Ужели ты думаешь, что я бы не сбежала, если бы мне это было нужно? Все знают, что мы стоим лагерем на единственной удобной дороге на вершину и патрулируем тропки, но друг от друга мы не держим стражу. Если бы я хотела, я бы облеклась в воздух и ушла, я умею это, хоть и наполовину человек.

- Ты сумеешь уйти в любой момент, так?

- Так. Но я остаюсь с тобой. Именно с тобой. И буду твоим щитом в той битве, которая уже скоро.

- Ты знаешь, когда?

- Нет, не знаю. Но я не верю, что Аль-Махран отступится, он не умеет отступаться. И не желает дальше выжидать, он говорил, что и так уже выжидал достаточно, теперь ему нечего терять и не на что надеяться. Ты вправе не доверять мне, я понимаю. Но у тебя отличные друзья и верные сторонники, они спасли твой дворец и твоих родных. Просто… дозволь мне быть возле тебя, когда начнётся битва, и более я не прошу ничего.

Она отвернулась от него и молчала. Он тоже молчал, долго молчал. Потом взял её за плечи и развернул к себе.

- Почему, Зубейда?

- Почему моя мать пришла к смертному? Почему твой брат не отпускает руку владычицы Кастель-аль-Либра? А сын Аль-Ахалиля – не сводит глаз с арагонской некромантки? А самый старший некромант – каждый вечер с кем-то очень нежно говорит через отполированную пряжку своего ремня? Моя мать не должна была рожать от смертного, ничего хорошего из такого не выходит. Но – такова, наверное, моя судьба. Понять, что любишь человека, которому причинила зло, который обещался другой, и единственная твоя отрада – встать рядом с ним в последней битве?

- Почему же единственная? – пробормотал Годфруа. – Мы рядом, и мы живы. И пока не случилась та последняя битва… Вдруг мы выживем и потом до смерти будем жалеть о том, чего не сделали или не сказали? Ты задела меня так, как никто. И красотой, и танцем, и всей собой. Что против тебя кузина Беатрис, которой едва исполнилось пятнадцать лет?

- Но ты обещал, - покачала головой Зубейда.

- Жениться, - кивнул Годфруа. – Но не обещал, что не полюблю никого другого. Я её в глаза не видел, а ты… а твой образ у меня перед глазами с самого первого мгновения, как я увидел тебя. И даже если я сейчас делаю ещё одну ошибку, то я не пожалею. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А кто сам любил, никогда меня не осудит.