Другая статья, опубликованная в «Северной пчеле» месяцем позже, подчеркивает важность физических упражнений для процесса образования почти в тех же выражениях, которые Андрей использовал в своих дневниках. Однако в статье на передний план выходит особое значение физкультуры и гимнастики для девочек (и «людей среднего возраста»), а также критикуются практики, которые авторы считали общепринятыми для своего времени, такие как корсеты, – на том основании, что те вредят здоровью, – а также употребление времени, предназначенного для «отдохновения», на занятия вышиванием, которое лишь ослабляет организм, уже и без того истощенный «продолжительными умственными трудами»[716].

«Земледельческая газета» также регулярно публиковала отчеты о различных проектах российских и зарубежных земледельческих школ, а также статьи общеобразовательного характера, например такие: «Польза общественного чтения» или «Общественное сельское чтение»[717]. Среди прочего в «Земледельческой газете» описывался проведенный английским землевладельцем эксперимент в области образования, когда детям «бедных, но трудолюбивых людей» были выделены участки сада, которые следовало обрабатывать «только в свободные часы». Автор писал о «двойной выгоде: дети научаются садоводству… отвыкая от праздности, избегают пороков, от сей последней происходящих»[718]. Андрей наверняка согласился бы, что работа на свежем воздухе является полезной частью любой всеобъемлющей образовательной системы, и не только для детей бедняков. Разработанная им образовательная программа делала акцент на предметах, навыках и методах, которые повсеместно обсуждались его современниками, вдохновлявшимися плодами десятилетий развития просвещенческой мысли. Эти идеи впервые проникли в Россию благодаря таким организациям, как Вольное экономическое общество и губернские Общества сельского хозяйства, и к середине XIX века широко распространились благодаря журналам и дешевым учебникам наподобие того, который Андрей купил у разносчика в 1831 году.

Помимо сухих записей о гостях, учебе и лошадях, в каждой из которых ощущается присутствие «Папиньки», в своих дневниках Алексей кратко рассказывает о частых путешествиях, в том числе длительной поездке из московского института и обратно, а также многочисленных поездках с отцом во Владимир и со всей семьей – в Берёзовик к Якову. Алексей не сообщает почти ничего, кроме места назначения и деревень, где они останавливались передохнуть и покормить лошадей или переночевать («Дядинька Яков Иванович провожал нас до Воскресенского. Ночлег имели в Малыгине, и по причине чрезмерного в избе жару ночевали в повозке»)[719]. Эти частые путешествия, о которых Алексей писал систематически, в первую очередь перечисляя названия деревень и время, которое потребовалось на то, чтобы до них доехать, подкрепляли дававшиеся Андреем уроки географии, во время которых тот подчеркивал значение энциклопедических знаний о родных местах, совмещая раннепросвещенческую одержимость энциклопедиями и характерный для позднего Просвещения отказ от универсализма в пользу изучения того, чем разные местности отличаются друг от друга.

В написанной много лет спустя статье Андрей подробно описывает игру в «географическое лото», изобретенную им, когда дети были слишком малы, чтобы выучить названия различных мест, расположенных во всех населенных областях России. Для начала Андрей начертил упрощенную карту, положив на чистый лист бумаги настоящую карту уезда и отметив булавками самые важные приходы или села. Затем он соединил эти пункты прямыми линиями. Согласно Андрею, «цель игры ‹…› в том, чтобы объехать весь уезд, и кто первый из играющих это совершит, тот выигрывает». Для игры использовались игральные кости и «маленьк[ие] шашечк[и] вроде Лото», отмечавшие, кто где находился, так как путешествие можно было начинать «с произвольного места». Особое значение придавалось точности карты («подписи сел должны быть надписаны четко и безошибочно»), а также свободе ребенка во время игры, что позволяло, забавляясь, незаметно выучить названия различных мест («каждый из них стараясь по очереди выбросить косточками наибольшее число очков, чтобы скорее объехать уезд; будет как бы самостоятельным действователем, и проезжая села, затвердит их название и самую их местность»)[720].

Описанным здесь методом в относящихся к 1830‐м годам записных книжках Андрея были схематично нарисованы две карты, так что можно с уверенностью говорить, что дети Андрея и в самом деле играли в описанную им впоследствии игру[721]. Андрей также упоминал более традиционные уроки местной географии. Например, в дневнике 1831 года он записал, что уделил время изучению географического положения Владимирской губернии и соседних местностей: «Наталья Ивановна поехала в Чернцы; а я с детьми остался дома. Географическое положение Владимирской Губернии и сопредельных с нею»[722].

Андрей не был одинок в своем внимании к изучению родных мест. Считается, что особое «чувство родины», формировавшееся в России XVIII века, является результатом усвоения передовых научных методов[723]. Распространявшиеся идеи Просвещения побуждали к изучению географии (которая понималась в широком смысле: не только как наука о физических особенностях местности, но также и изучение нравов и обычаев ее жителей). Мода на занятия географией была тесно связана с понятием патриотизма. Как писал Андрей: «Игра эта, нет никакого сомнения, детям полюбится и послужит самым первым и верным основанием к изучению, а следовательно и люблению своего уезда»[724]. Такие писатели, как Радищев, Державин и Карамзин, разделяли страсть Андрея к географии, так же как и он, тесно связывая ее с понятиями самости и гражданского долга[725]. Источником, который Андрей использовал при создании своей игры, вполне мог быть написанный в 1785 году рассказ Николая Новикова, где дети играют в «карты», используя планы местности и иную информацию этого рода[726]. А в 1850 году Андрей ссылается на «старую книгу» под названием «Географический словарь Российского государства» (Л. М. Максимович), шеститомный справочник, напечатанный в Москве в конце XVIII века и переизданный в 1809 году[727].