Но ничего опасного для патриота не произошло. За несколько минут до девяти, служитель поднялся, потрепал по подбородку кабатчицу и вышел. На набережной Консьержери патриот нагнал его и они вместе вошли в тюрьму.

Сделка состоялась в тот же вечер. Папаша Ришар согласился, чтобы Мардош занял место гражданина Гракха…

А за два часа до этого события, в помещении тюремного смотрителя, оно расположено в другой части тюрьмы,

разыгралась сценка, последствия которой имели немалое значение для главных действующих лиц этой истории. Устав

ший за день секретарь Консьержери сложил свои бумаги и уже намеревался уйти, как какой-то человек, сопровождаемый гражданкой Ришар вошел в его кабинет.

— Гражданин секретарь, — сказала она, — примите своего собрата из военного министерства. Он пришел от имени гражданина министра, чтобы восстановить имена военных, заключенных под стражу.

— Ах, гражданин, — расстроился секретарь, — вы несколько запоздали; я уже убрал все бумаги.

— Простите меня, дорогой собрат, — ответил вошедший, — но у нас так много работы, что мы можем ходить по другим делам только в то время, когда другие уже едят или спят.

— Ну, раз дело обстоит именно так, дорогой собрат, то поторопитесь. Уже время ужина, а я голоден. Покажите ваши документы.

— Вот они, — предъявил свои бумаги секретарь военного министерства, и его собрат, хотя и крайне спешивший, просмотрел их очень тщательно.

— Не беспокойтесь, с ними все в порядке, — заметила жена Ришара. — Мой муж уже познакомился с ними.

— Это не имеет значения, — возразил секретарь, продолжая читать документы.

Секретарь военного министерства ждал терпеливо, как человек, привыкший к строгим формальностям.

— Прекрасно, — произнес секретарь Консьержери, — вы можете начинать работу в любое время. Вам потребуется много постановлений?

— Сотню.

— Это займет уйму времени.

— В таком случае, дорогой собрат, я устроюсь у вас. Если вы, конечно, позволите.

— Что вы имеете в виду? — не понял секретарь Консьержери.

— Это я расскажу во время ужина, на который сейчас приглашаю вас, ведь вы сами сказали, что голодны.

— И не намерен отрицать.

— Вот и хорошо, вы познакомитесь с моей женой, прекрасной хозяйкой, ближе узнаете меня, я — добрый малый.

— Честное слово, вы производите на меня именно такое впечатление, однако, дорогой собрат…

— Не спорьте, соглашайтесь запросто. Я куплю устриц на площади Шатэле, у нас есть цыпленок, взятый у торговца жареным мясом, и два или три блюда, которые мадам Дюран готовит в совершенстве.

— Вы меня соблазняете, дорогой собрат, — смутился секретарь Консьержери, ослепленный меню, к которому он не привык. Революционный трибунал платил ему два ливра ассигнациями, которые в действительности едва равнялись двум франкам.

— Значит, согласны?

— Согласен.

— В таком случае оставим работу до утра — и в путь.

— Отправляемся.

— Так что же вы?

— Одну минуту. Только позвольте мне предупредить жандармов, которые охраняют австриячку.

— Зачем вы их предупреждаете?

— Чтобы они знали, что я ушел. Предупрежденные о том, что секретарская комната пуста, они будут прислушиваться к малейшим звукам.

— Право, очень нужная мера предосторожности.

— И вы так считаете?

— Разумеется, идите.

Секретарь Консьержери вышел и постучал в окошко, которое открыл один из охранников, предварительно спросив:

— Кто там?

— Секретарь, я ухожу. До свидания, гражданин Жильбер.

— До свидания, гражданин секретарь.

И окошко захлопнулось.

Секретарь военного министерства с пристальным вниманием следил за этой сценкой. И когда дверь камеры, в которой находилась королева, открылась, он успел осмотреть первое отделение. Его взгляд выхватил сидящего за столом жандарма Дюшена, и он еще раз убедился в том, что при королеве только два охранника. Но когда секретарь Консьержери вернулся, его собрат постарался придать своему лицу самое что ни на есть безразличное выражение.

При выходе из Консьержери они столкнулись с двумя мужчинами. Ими были гражданин Гракх и его кузен Мардош.

Кузен Мардош и секретарь военного министерства мгновенными движениями, которые, казалось, были вызваны одним и тем же чувством, при виде друг друга надвинули на глаза, один — медвежью шапку, другой — шляпу с широкими полями.

— Кто это? — поинтересовался секретарь военного министерства.

— Я знаю только одного из них — тюремщика по имени Гракх.

— Значит, тюремщики все-таки выходят из Консьержери, — с подчеркнутым безразличием заметил военный секретарь.

— Для этого им отведено определенное время.

Разговор прервался. Новые друзья пересекли мост Шанж. На углу площади Шатэле секретарь военного министерства, как и обещал, купил корзинку с устрицами. Дальше они продолжили путь по набережной Жевр.

Жилище секретаря военного министерства оказалось весьма простым. Гражданин Дюран занимал три маленькие комнаты на Гревской площади в доме без привратника. Каждый жилец имел свой ключ от входной двери. Было условлено, что если у кого-то не оказывалось при себе ключа, то он стучал молотком в ворота один, два или три раза: в зависимости от этажа, на котором жил. И тот, кто ждал или кто слышал этот сигнал, спускался и открывал дверь.

У гражданина Дюрана ключ был в кармане, ему стучать не пришлось.

Секретарю из Дворца Правосудия очень понравилась жена секретаря военного министерства. Ею оказалась действительно очаровательная женщина. Выражение глубокой печали, застывшее на ее лице, вызывало интерес с первого взгляда. Замечено, для красивых женщин печаль является одним из самых неоспоримых средств соблазна; печаль делает влюбленными всех без исключения мужчин. Даже секретарей, что бы там ни говорили, а секретари — тоже мужчины. А среди них даже самый жестокий эгоист, не говоря уже о человеке с чувствительным сердцем, всегда стремится утешить огорченную женщину, сменить белые розы бледного лица на розы, более приятные для глаз, как говорил гражданин Дора.

Оба секретаря поужинали с большим аппетитом. Только мадам Дюран почти ничего не ела. Разговор шел на разные темы.

Секретарь военного министерства расспрашивал своего собрата с любопытством, довольно странным для этого драматического времени, о порядках во Дворце в дни судебных приговоров, о средствах досмотра посторонних. Секретарь Дворца, очарованный тем, что его слушают с таким вниманием, отвечал с удовольствием. Он рассказывал о привычках тюремных смотрителей, о Фукье-Тэнвилле, о гражданине Симоне — главном актере трагедии, которая ежедневно разыгрывалась на площади Революции.