Впервые за долгое время я мирно проспал много часов, все утро и далеко за полдень. Когда я наконец проснулся, Клаудии уже не было.

Джип Рика тронулся с места, и я посмотрел в зеркальце заднего вида на отражение Дональда, все уменьшавшееся по мере того, как мы уезжали все дальше. Дональд стоял у въезда и глядел нам вслед с выражением неодобрения и сдержанного облегчения на лице. Никто не имел ни малейшего представления, во что ввязались мы с Риком, и хотя Дональд не торопился делать предположения, он с самого начала ясно дал понять, что не хочет иметь с этой затеей ничего общего. И на этот раз я его не винил, но видел, что он чувствует себя виноватым из-за того, что остается «в тылу». В итоге я даже не стал предлагать ему присоединиться – это избавило его и от чувства вины, и от необходимости менять решение.

План был прост. Пока город занят вечерними развлечениями, мы с Риком осмотрим развалины фабрики Бьюкенена на окраине Поттерс-Коув. Дональд будет дежурить у телефона, дожидаясь от нас известий. Если к девяти часам утра мы не позвоним, ему предстояло решать самостоятельно, хочет ли он отправиться следом за нами на фабрику или связаться с полицией и все им рассказать.

Когда мы свернули за угол, я торопливо проверил пистолет и вернул его в кобуру, закрепленную сзади на ремне. Рик взял с собой большой нож ныряльщика, который всегда пристегивал к голени во время погружений. Одна сторона клинка была гладкой, другая зазубренной, обе – острые как бритва. Он лежал в ножнах между передними сиденьями.

– Как думаешь, нам все это и правда понадобится? – угрюмо спросил Рик.

– Не знаю. Будем надеяться, что нет.

По правде сказать, я чувствовал себя полным идиотом. Два взрослых мужика с ножами и пистолетами собрались сражаться с демонами, призраками и черт знает чем; отправились на войну с прошлым, с какими-то темными, безумными версиями самих себя. Всем по смирительной рубашке, пожалуйста!

Уже начинало темнеть. Небо приобрело странный огнистый глянец, красные и оранжевые прожилки перемешивались на нем с накатывавшей с горизонта чернотой, как мазки кисти обезумевшего небесного художника, прятавшегося в далеких облаках.

Фейерверк должен был начаться вскоре после наступления темноты, так что улицы рядом с общественным пляжем, откуда туристы и местные жители собирались наблюдать за представлением, были забиты автомобилями и целой армией торговцев с тележками, на которых лежало все – от флагов и надувных зверушек до светящихся палочек и закусок. К счастью, мы двигались в противоположном направлении, дальше вдоль берега, и с легкостью объехали столпотворение.

Несколько минут прошли в молчании. Чем дальше мы забирались, тем безрадостнее выглядели окружающие районы.

– Остановись, когда доедешь до леса.

– Мы можем подъехать прямо к воротам, – сказал Рик. – Перебраться через забор и…

– У меня есть план. – Я повернулся и посмотрел в окно, стараясь подавить напряжение и страх. – Просто сделай, как я прошу, ладно?

– Конечно, – Рик неловко кивнул. – Хорошо.

Все старые фабрики строились вдоль линии скал, возвышавшихся над Атлантикой. Одну за другой их возводили на расчищенном участке принадлежавшего штату леса, пока не получился целый ряд громадных зданий посреди обширных мощеных площадок. Фабрика Бьюкенена была первой в этом ряду. Между ней и дорогой проходила узкая полоса достаточно густого леса, небольшой участок земли позади нее отделял здание от скалы и раскинувшегося внизу и вокруг океана. До следующей фабрики была почти миля, между ними находилась невероятных размеров парковка и еще один клочок леса.

Мы свернули на разбитую и растрескавшуюся служебную дорогу.

– Так что там случилось у тебя с этой девкой?

– С Клаудией? – перед тем как мы уехали от Дональда, я пересказал наш с ней разговор и все, что она мне объяснила. – Я уже рассказал все, что она говорила.

– Ты ей веришь?

– Тебе не кажется, что об этом уже поздновато беспокоиться? – спросил я. – Да, верю.

Я вспомнил, как, проснувшись, обнаружил, что в доме от нее не осталось и следа. Свечи прогорели и потухли, даже плакат Флориды пропал со стены. Дождь прекратился, но на участке все еще стояли лужи, с крыши и ветвей мертвых деревьев капала вода. Солнце окружало туманное свечение; жара усиливалась, изгоняя остатки ночной грозы. Интересно, сидела ли Клаудия какое-то время на постели, глядя на меня, размышляя о минувшей ночи, или она просто ускользнула прочь, пока я спал, уже думая о других вещах, других местах?

Передо мной возникло ее лицо, потом образ Тони и, наконец, Бернард. Мы были теперь – и навсегда – связаны, и я больше не мог отделить их друг от друга или вспомнить о ком-то одном, не вспомнив и остальных. Когда я был с Клаудией, ее прошлое – и все, кто были с ней до меня, – не имело значения. Пока я не вспомнил, что среди этих прочих был Бернард. В какой-то миг я с ужасом осознал, что даже если мы с Тони снова будем вместе, я никогда больше не смогу смотреть на нее, не возвращаясь одновременно к этим призрачным воспоминаниям.

– Так что, значит, ее больше нет, так?

На мгновение Клаудия вновь возникла передо мной: освещенное свечой лицо, полотенце прижато к груди… Ты бежишь во мрак, а я бегу прочь от него.

– Да, – сказал я. – Ее больше нет. Она хотела уехать куда-нибудь, начать все сначала. По крайней мере, считала, что у нее получится.

– Должно быть, здорово.

– Начать все сначала?

– Угу.

Я кивнул.

– Думаю, все зависит от того, как взяться за дело.

– Как думаешь, нам удастся когда-нибудь выбраться отсюда?

– А ты думаешь, мы бы попытались, появись у нас такая возможность?

– Наверное, нет. – Он негромко, горько рассмеялся. – Мы знаем только этот гребаный город и, скорее всего, ничего другого в своей жизни уже не увидим.

– Как-то это грустно, – пробормотал я.

– Здесь не так уж плохо. Это наш дом. Куда еще нам деваться?

Дорога стала неровной и тряской. «Чероки» кидало из стороны в сторону, и Рик сбавил скорость. Впереди нас ждал лес.

– Остановись здесь, – велел я. – Отсюда пойдем пешком.

Мы заперли джип и замерли на краю леса. Над верхушками деревьев виднелись самые высокие строения фабрики Бьюкенена – неестественное нарушение нетронутой в остальном линии горизонта. Солнце, уже почти пропавшее за горизонтом, продолжало закатываться; прощальное алое сияние просачивалось между деревьями по мере того, как оно скрывалось из виду. Мы безмолвно оглядели небо. Еще до того как мы выберемся из леса на парковку перед фабрикой Бьюкенена, совсем стемнеет.

В одной руке Рик сжимал свой нож, в другой – большой фонарик. Он поднял их повыше, как будто напоминая мне об их существовании. Он был похож на какого-нибудь спецназовца во время ночной операции: загорелый, мускулистый, с зализанными назад волосами, одетый в черную облегающую рубашку без рукавов, черные джинсы и черные походные ботинки. Но с его лица пропало привычное выражение самоуверенности, граничившей с высокомерием. Не осталось ни следа от обычного его воодушевления и непринужденности, от осознанного удовлетворения, происходившего из умения управлять ситуацией. Меньше всего мне хотелось, чтобы он в последний момент струсил.