«Красиво… и одиноко. И жалко, что Иенс не видит, – подумала девушка. – Он всегда хотел выбраться из Города на простор, а здесь так просторно… но все-таки одиноко».

Чайка крикнула, исчезая в солнечном блеске, и Герду потянуло следом, туда, где нет ни разлуки, ни горя.

– Джалид, бродяга! – заорали над ухом. – Вот уж кого не ждали!

Вернувшись на грешную землю, Герда обнаружила, что они во дворе уже не одни. Черномазый парнишка, по виду лет на пять младше Кея, радостно хлопал гостя по плечу. К удивлению Герды, Кей – этот холодный, невозмутимый Кей – отвечал ему взаимностью, так что только пыль летела от замурзанного халата.

– А это что с тобой за красавица? – Скорчив умильную рожу, юнец зачастил: – Ай девушка, ай красивая, ай глаза зеленые, пойдем, я тебя угощу сахарным урюком, медовыми финиками…

– Девушка занята, – хмыкнул Кей.

Мальчишка обиженно надулся:

– Твоя, что ли? Так бы сразу и сказал.

– Моя сестренка. Младшая. Любимая. Так что хвост подбери, змееныш.

– Совсем меня обижаешь, да? – плаксиво проныл юнец. – Большим человеком стал, да, обзываешься, да? Совсем обидел бедного Салима…

Выражение подвижной физиономии мальчишки стало до того жалобным, что Герда невольно рассмеялась.

– Ай какой смех, как золотой колокольчик!

– Давай, Салим, я тебя с собой в Город возьму, – вмешался Кей. – А то что-то сестренка моя загрустила. Вот ты ее, кажется, развеселил.

– Я очень веселый, – заявил Салим. – Такой веселый, ай, со мной весь день смеяться-хохотать будешь, горя знать не будешь…

Дверь большого дома распахнулась, и парнишка мигом прервал дозволенные речи.

– Ой-ой, – сказал он. – Я же помочь Шахрияру должен был. Чай принести. Ну сейчас мне будет…

Чернобородый вышел на порог с большим подносом. На подносе обнаружились чайник, пиалки и горка масляно блестящих лепешек, а также те самые медовые финики и сахарный урюк. Салим виновато прорысил к старшему и, приняв поднос из его рук, с поклоном водрузил на ковер перед гостями. Сам Шахрияр неторопливо подошел, уселся, поджав ноги, огладил бороду и воззрился на Кея.

– Разливай чай, – шепнул тот Герде. – Ему редко выпадает случай следовать обычаю, уважь старика.

Девушка поспешно взялась за чайник и принялась разливать зеленоватую жидкость по пиалкам. Шахрияр отметил ее рвение благосклонным взглядом. Еще раз огладив бороду, он проговорил: «Аллах акбар!» – и жестом пригласил всех к трапезе.

Герда отщипнула кусочек лепешки, отправила в рот – и тут поняла, что жутко проголодалась. Она бы с радостью запихнула весь остаток лепешки в рот, но в присутствии такого важного и сурового человека, как Шахрияр, делать это было ни в коем случае нельзя. Сдерживая жадную дрожь и стараясь смотреть на блюдо с лепешками не слишком голодно, Герда потянулась к пиале.

– Джалид, – неодобрительно проговорил хозяин, – ты моришь свою сестру голодом?

Рука Герды застыла.

– Ешь, девушка, не стесняйся. Хорошо ешь.

Это решило вопрос. Герда ухватила лепешку и впилась в нее зубами, нагребая с другого блюда финики.

– Мы заблудились, – повторил Кей, который столом, кажется, не интересовался вовсе. – Ищем дорогу в Долину Семи Колодцев. Шахрияр, не поможешь?

Высокий лоб хозяина прорезала морщина.

– Путь в Долину закрыт. Закрыт уже пять лет. Об этом все знают.

Лепешка выпала из руки Герды прямо в чай. Кей оглянулся на девушку:

– Герда, все в порядке. Мы найдем дорогу.

Шахрияр, услышав это, сухо улыбнулся:

– Ты всегда был заносчив, Джалид. Считал, что тебе доступно то, что недоступно другим. Я сказал: путь в Долину закрыт. – Помолчав, он добавил: – Можете остаться здесь до утра, но утром я жду большой караван. Я хочу, чтобы на рассвете вы ушли.

Кей недобро прищурился:

– Прогоняешь гостей?

Шахрияр поднялся с ковра и ответил:

– Твоя сестра всегда желанный гость. Тебя я больше не хочу видеть.

Герда на секунду испугалась, что Кей выкинет что-нибудь бешеное – например, вскочит и ударит хозяина или оттаскает его за бороду. Голубые глаза юноши и правда опасно сверкнули, но он быстро скрыл их блеск под опущенными ресницами.

– Как знать, Шахрияр. Может быть, когда я заплачу за постой, ты передумаешь.

Они пришли к дюнам на закате, но костер из плавника долго не хотел разгораться, сколько Салим ни морщился и ни дул. Когда пламя наконец вспыхнуло, оказалось, что уже стемнело. Свет раскинулся над ними круглым красным шатром, а за кругом были только песок и черное вздыхающее море с белой каемкой пены. Герда слушала плеск прибоя. Зажмурившись, можно было представить, что это мерно дует ветер над крышей родного дома в Долине, перебирает бесчисленные песчинки. Но, открыв глаза, она снова видела бесконечную тьму над и под горизонтом и белые пенные клочья.

Когда костер разгорелся, Салим радостно ухнул и полез за пазуху.

– Вино Шахрияр не одобряет, – пояснил он. – То есть не запрещает, я же не мусульманин и вообще не человек, но глядит так… неодобрительно.

– Это он может, – хмыкнул Кей.

– Ага. Но вот насчет травки ничего в Коране не сказано.

Сообщив это, парнишка извлек из-под халата бумажный сверток. В свертке оказался бурый брусок со смутно знакомым Герде запахом.

– Между прочим, товар из Долины. Последняя партия.

– Так он небось уже выдохся, – протянул Кей.

– Ничего не выдохся. Ядреное зелье, – заявил Салим и начал ловко сворачивать косяк.

Герда отвернулась и принялась смотреть на море. Было в нем что-то беспокоящее, рваный внутренний ритм, тяжелая и странная пляска. Ветер дул с суши, и волны катились назад, в обжитую ими тьму. Из воды выступала длинная светлая отмель.

– Отлив. Ты будешь?

Салим тронул ее за рукав, протягивая косяк, но Кей отобрал самокрутку.

– Ей нельзя. Нечего мою сестренку развращать.

– Я? Развращать? – возмутился юный Караванщик.

– А то.

– Мне можно, – сердито сказала Герда и вытащила тлеющий окурок из пальцев Кея. Затянулась, поперхнулась крепким дымом и отчаянно закашлялась.

– Вот, – наставительно сказал Кей, – что бывает, когда не слушают старших.

– Помолчал бы, – буркнула девушка. – Отчего на тебя Шахрияр так сердит?

Кей скривился. В красном свете огня лицо его казалось еще острее, а под глазами залегли глубокие тени.

– Ты не думай, красавица, – вмешался Салим, – Шахрияр вообще-то хороший. А на Кея сердит, потому что за него поручился, а тот возьми и уйди.