– Ночью ничего не оставил?

– Да что ему оставлять!

– Портки-то постирать оставил, – донесся вдруг из приоткрытой двери в другую комнату мужской голос.

– Штаны… Я сама сказала, оставь штаны-то, вторые возьми. Он и рубашку переменил.

– А можно на них глянуть? – спросил Покровский.

– Глядайте, не замачивала еще, – тетка отлучилась в ванную и тут появилась со штанами и рубашкой.

Покровский пощупал ткань – есть что-то в кармане, картоночка перспективной формы… Билет на электричку! «Карманов – Москва-Ярославский», вчера в 23:30, а от Карманова до Москвы, наверное, минут сорок. В общем, к началу первого приехал, успел на метро домой, а с утра пораньше…

Ясно. В Карманов уж Покровский не поедет, отправит завтра коллег.

Доехал трамваем до Белорусского вокзала, медленно дошел пешком до «Софии». Козлов выпал из головы на втором же шаге, сознание заволокла икона, развалилась там, как Иисус на троне. Настоящая икона могла сгинуть у покойного антиквара, у мастера, которому антиквар отдал ее скопировать, у академика Харитонова, у Голикова… Или Харитонов и его сестра думали, что подлинный у них в семье Чернецов, а был у них – поддельный. Или только Харитонов думал, что настоящий, а сестра знала, что поддельный. Или сама подделала, понимая, что брат лапу наложит.

Многовато вариантов.

Ефремов оказался под курсом антибиотиков, алкоголя не пил, потому посидели недолго, какой-то час. Ефремов в общих чертах пояснил, что и как в Москве с антикварами. Про Пендерецкого сказал, что тот, разумеется, ничего подделать не мог – не те отношения в этих сферах, чтобы взять оригинал иконы, а вернуть пустышку. С какими мастерами Пендерецкий был связан, Ефремов не знал, вопрос деликатный, но можно исподволь что-то как-то попробовать провентилировать. О том, что какой-то неизвестный Чернецов на рынке всплыл, такого не слышно. Было бы слышно, тема громкая, еще разные детали… Что же, примерно ясно, в какую сторону рыть. Даже и версия начала складываться. По всему, это уже другое дело, в котором Бадаев фигурировать не будет.

Вечером слушал пластинки. Начал читать статью про полимеры, но быстро бросил. Так под музыку и заснул.

Бадаева до предъявления обвинения Подлубнов категорически велел допрашивать теперь только в присутствии министерских. А как предъявишь, появится адвокат из ЦСКА.

Дурацкая ситуация.

– Мы его пальцем не трогали, сами понимаете, – объяснил Жунев Подлубнову.

– Да хрен с ним с пальцем, – сказал Подлубнов. – Икону теперь с нас требуют. Прохор Чернецов у всех на слуху из-за фильма. Ну и потом, икона действительно сверхценная, подлинная реликвия.

– Следственные действия, значит, затрудняют, а икону требуют?

– С адвокатом, конечно, боксер больше правды про икону расскажет, ага.

Покровский с Жуневым возмущались, а Подлубнов не был склонен рассусоливать:

– Мужики, я такую слышал в министерстве формулировку, что икона в некотором смысле даже важнее ветеранок.

Жунев выматерился, Покровский этого не позволял себе в кабинете Подлубнова.

Всегда есть некоторый смысл, в котором что-нибудь одно важнее чего-нибудь другого, а есть другой некоторый смысл, в котором наоборот. Да, война отойдет в прошлое, тема ветеранов не будет стоять столь остро. Сейчас еще усугубляется тем, что льготы им налаживают параллельно с усилением дефицита, и зафиксированы уже в областных городах случаи, когда ветеранов гнали. Тех, кто пытался по льготам вне очереди. Вряд ли так же пышно будут отмечать пятидесятилетие Победы, столько воды утечет. А исторический православный супершедевр Прохора Чернецова – его ценность от эпох не зависит.

Но эпохи – пыль, искусство – тлен, религия – мрачный пережиток, а за старушек обидно.

Рассказать Подлубнову и Жуневу, что уже свинтилась версия судьбы настоящей иконы? Четкая рабочая идея, объясняющая все имеющиеся факты. Без единого доказательства, но оно так всегда поначалу.

Нет, рано рассказывать, и свинтилась не до конца, и Бадаев Покровского интересовал куда больше судьбы шедевра.

– Работаем – сказал Покровский. – Закинули пару удочек… День-два надо, чтобы понять, куда двигаться. Но вообще у нас убийца в камере, это тоже имеет значение.

– Согласен, – Подлубнов сунул в рот трубку. – Отпускать мы его не хотим, правильно? Значит, надо понять, что предъявлять.

Подлубнов трубку во рту пустую часами грызет и посасывает, воздух по ней туда-сюда гоняет – там же вся, так сказать, память трубки миллион раз выдута, все запахи вынюханы…

– Сто пятьдесят третью?

До пятерки с конфискацией, если доказать «коммерческое посредничество». Но не из чего пока не вытекает, что Бадаев хотел нажиться на продаже иконы, а не просто соседке помогал. По умолчанию советский человек соседке всегда помогает бесплатно, в иное суд не поверит.

– Сто восемьдесят первую?

Заведомо ложное показание – да. На прямой вопрос, были ли у Кроевской ценные вещи, ответил, что не знает, а сам в это время уже химичил с иконой. Часть первая, до одного года. Но на этот вопрос Бадаев отвечал давно: без протокола, без подписи. Считай, что и не отвечал.

– Сто сорок седьмая еще…

Мошенничество, завладение личным имуществом граждан или приобретение прав на имущество путем обмана или злоупотребления доверием.

Это зятю мертвой тещи впору пришлось: пытался приобрести права на квартиру путем обмана. А Бадаев, если ему Кроевская дала икону, доверием не злоупотреблял, по ее же просьбе переправил на экспертизу. То есть это не так, но тут-то нет свидетельств, кроме его слов.

Ничего, в общем, не решили.

Самовар из кабинета генеральского куда-то делся. Позже Покровский выяснил, что у него отпаялся носик.

Сел полистать дело… Нет, не листается, хватит листать.

Рано выдернули Бадаева в камеру!

Надо было еще покачать, поводить, как барана перед закланием, вылезли бы улики какие-нибудь. Сфальсифицировать, в конце концов, можно информацию. На особо принципиальные случаи есть у милиции в загашнике так называемые белые свидетели, совершенно посторонние на первый, да и на десятый взгляд люди, чем-то, однако в глубине своей биографии милиции обязанные. Нашел бы Жунев человека, который покажет, что видел Бадаева во время убийства на месте убийства – неважно, первого или второго. Нет, так грубо не принято. Свидетель может быть косвенным, сообщить, например, что застал Бадева таскающим туда-сюда асфальт. Да, кривая улика, но как-то пришлось бы суду трактовать эти загадочные манипуляции, а у Покровского трактовка – очень убедительная. На его взгляд, конечно.

Ладно.

Зашел к Лене Гвоздилиной, взял продуктовый заказ. Сгущенное какао – две банки, банка венгерского компота, чешский паштет из очень толстой, если верить картинке, утки, арахис, фисташки, сервелат, консервы тунец новой марки, конфеты «Кремлевские», сыр «Останкинский» – как выразилась Лена Гвоздилина, «интересный». Паста «Океан», конечно. У Лены кофточка с глубоким вырезом, когда наклоняется над столом, груди пляшут, как отражения звезд в ночном колодце.