— Господь да благословит тебя! — радостно заявил Румвальд. — Он собирается атаковать, как только ты откроешь для него ворота.

— Как только я открою… — начал было я, но умолк в полной растерянности.

— Господин, он получил известие от Мереваля, — пояснил коротышка. — Там сказано, что ты откроешь северные ворота, поэтому король и пришел! Он уверен, что сможет взять город, если ворота будут открыты, и не желает, чтобы половина армии Этельхельма сбежала. Но он определенно имел в виду не эти ворота, — добавил Румвальд, заметив мое замешательство. — Господин, ты ведь собираешься открыть ворота?

— Конечно, — ответил я, припомнив, что не далее как два часа назад желал сбежать из Лундена. Выходит, Этельстан теперь ждет, что я открою для него городские ворота? — Да, собираюсь. Знамя у тебя есть?

— Знамя? — переспросил Румвальд, потом кивнул. — Господин, есть, конечно, — стяг короля Этельстана. Хочешь, чтобы я спустил эту тряпку? — Он указал на флаг Этельхельма с прыгающим оленем, до сих пор развевавшийся над северной аркой форта.

— Нет, — ответил я. — Хочу только, чтобы ты захватил знамя с собой. И не показывай его, пока я не прикажу.

— Господин, значит, мы идем в город? — В голосе Румвальда угадывалось возбуждение.

— Мы идем в город, — подтвердил я. Мне этого не хотелось, темный страх еще гнездился внутри, заставляя бояться, что сегодня именно тот день, когда огромная скала в пещере святого Кутберта обрушится на меня.

Покинув Румвальда, я взобрался по лестнице на боевую площадку над входом на мост и стал смотреть через реку. Городской дым сносило на восток, и почти ничто не указывало на то, что под этой вечной пеленой что-то происходит. Дружинники по-прежнему охраняли баррикаду на северном конце моста, еще десятка два воинов патрулировали пристани ниже по течению, вероятно с целью предотвратить дезертирство. Я видел усадьбу работорговца Гуннальда, где единственным причаленным кораблем был все тот же полузатопленный остов. Ни единой живой души я там не заметил. Зато, посмотрев на склон холма, начинавшийся от моста, я различил людей, сидящих на скамьях у наружных стен таверны «Красная свинья». Если, как выразился отец Ода, этот день должен был решить судьбу Инглаланда, то казался он каким-то на удивление мирным. Ко мне подошел Финан. Распарившись от жары, он снял шлем и снова нахлобучил шляпу из ржаной соломы.

— Нас теперь триста. — Финан облокотился на дощатый парапет.

— Да. — Я обыскивал взглядом небо в поисках знамения.

— По оценке Румвальда, у Этельстана двенадцать сотен воинов, — заметил мой друг.

— Четырнадцать, если Мереваль к нему присоединится.

— Этого должно хватить, — произнес Финан. — Если восточные англы не станут драться всерьез.

— Может быть.

— Может быть, — повторил Финан. А потом, помолчав немного, воскликнул: — Всадники!

Он вытянул руку, показывая на двух конных, скачущих вниз по холму к дальнему концу моста. Они задержались у «Красной свиньи», и прохлаждавшиеся на лавках встали, разобрали щиты, пересекли дорогу и скрылись среди западных улочек. Всадники спустились до моста и натянули поводья перед баррикадой.

— От этих эрслингов на баррикаде никакого проку, — буркнул Финан.

По моим соображениям, караульных поставили там, чтобы уклоняющиеся от участия в битве не могли сбежать через реку. Но им в любом случае не удалось бы уйти дальше форта в Судгевеорке, который, как до сих пор считали враги, находится под властью Этельхельма. Маленький отряд на баррикаде был совершенно бесполезен, и, похоже, всадники отсылали его.

— Жаль, — проворчал Финан.

— Чего жаль?

— Я надеялся прикончить ублюдка, обозвавшего меня дедулей. А теперь он улизнул.

Конные и в самом деле приказали караульным оставить баррикаду и сами поехали с ними на запад. Мы провожали их взглядами, пока они не свернули в боковую улочку.

— Теперь нам никто не помешает, — заметил Финан, и я понял, что он уловил мое нежелание.

Ребра ломило, плечи болели. Я смотрел на затянутое дымом небо, но не видел никакого знака, ни доброго, ни дурного.

— Если встретимся с Ваормундом, я сражусь с ним, — заявил ирландец спокойно. И из этих слов стало ясно, что старый друг не только мое нежелание уловил, но и мой страх.

— Пора идти, — отрубил я.

У большинства людей Румвальда на щитах красовался герб Этельстана в виде дракона с молнией. Было чудовищно опасно появляться с ними в городе, но я не мог просить воинов драться без щитов. Это был неизбежный риск, хотя я принял определенные меры: выдал части мерсийцев трофейные красные плащи, а другим раздал отобранные у гарнизона Хиглака щиты. На них были изображены рыба и крест, очевидно эмблема аббата из Басенгаса. Я тревожился, что, заметив наш переход по мосту, люди в городе распознают в нас врагов и пошлют за помощью, но их ввели в заблуждение то ли красные плащи, то ли флаг Этельхельма, до сих пор развевающийся над фортом в Судгевеорке. С тех пор как я решил перейти на южный берег, я отдавал себе отчет, что возвращение станет самым опасным моментом, и хотел, чтобы мерсийцы присоединились к нам. В результате легкого захвата форта численность наша сильно возросла, но вовсе не так, как хотелось бы. Нам нужно было достичь ворот, однако, если люди Этельхельма заподозрят, что три сотни переходящих через мост ратников представляют угрозу, дело кончится бойней на улицах Лундена. Я приказал воинам шагать вразвалку, не торопиться. Нападающие спешили бы, а мы шли медленно, и я постоянно наблюдал за покинутой баррикадой и за караульными на пристанях. Те нас заметили, но беспокойства не выразили. Мерсийцы на другом берегу исчезли, так что западные саксы вполне могли прийти к выводу, что враг отступил, а мы теперь идем на помощь главным силам Этельхельма.

И вот три сотни воинов, по меньшей мере две трети из которых шли с эмблемой Этельстана, перебрались через баррикаду. Я приказал ее не разбирать, на случай если придется отступать. Солнце стояло высоко и припекало, город лежал испуганный и молчаливый. Люди Этельхельма, как я знал, находились на северных стенах, наблюдая за армией Этельстана, тогда как жителям Лундена, будь у них хоть капля здравого смысла, следовало сидеть за закрытыми дверьми.

Пришло время покинуть мост и подниматься в город.

— Теперь следите, чтобы ваши люди двигались плотным строем! — велел я Бритвульфу и Румвальду.

— Господин, не стоит ли нам разломать настил моста? — бодро осведомился Румвальд.

— И запереть себя на этой стороне? Пусть остается как есть. — Я зашагал вверх по склону, Румвальд семенил рядом. — К тому же, — продолжил я, — если какие-то из воинов Этельхельма попытаются сбежать через мост, они все равно упрутся в закрытые ворота.

— Господин, мы оставили в форте всего десять человек. — В голосе Румвальда впервые за все время прорезалось беспокойство.

— Даже шести воинов достаточно, чтобы удерживать эти ворота целую вечность, — отмахнулся я, а сам между тем гадал, каковы наши шансы одержать победу и заставить неисчислимую рать Этельхельма разбегаться в страхе. Но этими мыслями я не поделился.