Конверт моментально исчез. Окаменевшее лицо полковника смягчилось.

– Генерального директора АОЗТ «Самсон» весь день слушали и продолжают слушать, – сказал он. – Аппаратура на голос включается, плёнку в паузах зря не жрёт. Но язык у вашего Губермана – что помело.

До 17.30 целый роман успел наговорить. Вот перезаписи.

С этими словами Бурлаев выложил на столе башенку из пластмассовых коробочек. Руднев нетерпеливо сгрёб их, взвесил на ладони, как будто это имело особое значение, и положил себе на колени.

– Есть у меня к вам ещё одна просьба, – признался он, хмуря брови. – На полу, слева от вас, свёрток лежит. Загляните.

Полковник последовал предложению и почувствовал, что у него пересохло во рту. Сто тысяч долларов, если верить надписям на банковских упаковках.

Такие деньги за мелкие поручения не платят.

– Сегодня мне потребуется много ваших людей, – заговорил Руднев глухо. – Вплоть до СОБРа.

Задача намечается такая…

Выслушав план собеседника, полковник замялся.

– Провернуть такое в одиночку мне не под силу.

– Так поделитесь там у себя, – раздражённо проворчал Руднев. – Не мне ментов учить, как это делается.

«Не тебе!» – согласился Бурлаев мысленно.

– Посоветоваться надо, – сказал он вслух. – Часика через два перезвоню.

– Через час! – отрезал Руднев. – И ни минутой позже!

Можно было сохранить чувство собственного достоинства и потерять деньги; Полковник УБОПа поступил наоборот. И впервые с того дня, когда он переступил порог этой квартиры, удалялся Бурлаев не вразвалочку, а чуть ли не трусцой, как халдей, торопящийся обслужить богатого заказчика.

Проводив его взглядом, Руднев прихватил кассеты и заперся в своём кабинете. Он слушал записи урывками, нетерпеливо перематывая плёнку вперёд, но и этого было достаточно для того, чтобы понять, где собака зарыта. Сразу несколько собак.

Судя по переговорам Губермана с банками, этот умник дербанил бабки. Чужие бабки. Те, которые не попали в карман Руднева, а значит, фактически были вынуты оттуда.

Крысеныш запасливый! Кто мог ожидать от него такой прыти? Там лимончик, там половинка. И все за бугром, от греха подальше. Туда-то Губерман и намыливался завтра, судя по заказанному авиабилету Курганск – Стамбул. Решил, падла, челноком заделаться, с большущей сумкой. А в ней

– обналиченные доллары. Пять миллионов, надо же! С ними хоть на Кипре осесть можно, хоть в Аргентине. Или все же Израиль? Теперь это не важно. Осталась Губерману только одна дорожка – очень короткая и прямая.

Что касается кровавых событий в дачном посёлке, то тут, по мнению Руднева, все было предельно просто. Позарившись на лёгкие деньги, Губерман решил сыграть втёмную. Сговорился с Эриком, и стали они на пару всем подряд особняки липовые впаривать, вырученные деньги под себя подгребая. А Рудневу голову морочили, время тянули. Когда миллионов порядочно на банковских счетах накопилось, Эрик, естественно, делиться предложил, да было поздно.

Губерман киллера нанял и такую свинцовую кашу заварил, что всем тошно стало. Ушлый, паскуда! Мало того, что хозяина обобрал, так ещё и подставил его капитально. Теперь как локоть к носу ни прикладывай, а за оставшиеся дни выполнить требования президентского наместника нереально. Оставалось лишь отступать на заранее подготовленные позиции.

Выключив магнитофон, Руднев положил перед собой лист бумаги и вооружился ручкой. Не было счастья, да несчастье помогло, подумал он, быстро набрасывая схему своих будущих действий. Скоро все будет разложено по полочком. И некоторых, думал Руднев злорадно, полочки ожидают самые неожиданные. В холодильниках моргов.

* * *

Криминальная империя Руднева базировалась на четырех китах с авторитетными в преступном мире именами. Каждый из них располагал собственной дружиной боевиков, внушительным арсеналом и занимал примерно равное положение в «семейной» иерархии.

Попка-диспетчер обзвонил их всех, назвав время и место сходки. Не офис, не ресторан и даже не какое-нибудь укромное местечко под открытым небом. Дом Руднева, только подъезд и квартира другие. Настоятельная просьба: во дворе шухера не устраивать, сходиться чинно-благородно, без вооружённых до зубов головорезов. Потому и время было назначено каждому с разбежкой в пять-десять минут, чтобы уважаемые люди не гурьбой в дом вваливались, а поодиночке.

Намеченные посиделки в домашней обстановке показались криминальным генералам кощунственной насмешкой над прежними славными традициями.

Итальянец почти исчерпал кредит доверия, отпущенный ему за былые вклады в общак. Купленная им за сумасшедшие бабки воровская корона если ещё и не упала, то едва-едва держалась на горделиво поднятой голове. С тех пор как Итальянец почти отошёл от дел, прикрываясь еврейским барыгой и задвигая красивые речи на телевидении, многое изменилось и в его владениях. Сколоченная им группировка находилась на грани развала. Ещё соблюдались неписаные законы, ещё выполнялись приказы, даже лавэ, худо-бедно, наверх отстёгивались, но все это было лишь видимостью. Приближённые Итальянца все меньше праздновали друг друга, все чаще собачились по поводу и без. Если бы не эти тёрки, они, пожалуй, давно завалили бы Папу сообща. В одиночку решимости пока не хватало, но если кого-то окончательно задавит своя персональная жаба. Итальянцу – вилы.

Хотя бы за то, что с ментами слишком близко сошёлся. Стоит одному бросить предъяву: «ссучился!» – и остальные дружно подхватят. Все к тому и шло.

Слон, к примеру, уже просчитывал такой вариант и долго раздумывал, принимать ли ему приглашение Итальянца или послать подальше вместе с его депутатским мандатом и прочими выгибонами. Останавливало подозрение, что на сходняке общество сговорится против него. Слона, и тогда хоть на матрасы с братвой ложись, хоть в общую могилу. Порвут. Вокзалы под себя подомнут, гостиницы, турфирмы.

Когда такой лакомый кусок держишь, охотники сожрать тебя вместе с ним всегда найдутся.

Нерусский человек Арам тоже колебался, прежде чем отправиться на сходку без трех или хотя бы двух боевых экипажей. А когда решился, трижды поцеловал свой нательный крест и попросил господа быть ему опорой и защитой. Он всегда загодя подвох чуял, Арам. Аккуратный, подтянутый, обряженный в китель со стоячим воротником, он смахивал чем-то на пастора, особенно после того, как серебристую бороду отрастил. Перетирать с ним вопросы было все равно что с иезуитом спорить – всегда на слове поймает, а сам тысячу наговорит, но ни одного такого, за которое зацепиться можно.

Ступая мягко, как камышовый кот, он проследовал в нужный подъезд через шесть минут после Слона, и тем, кто наблюдал за ним издали, почудилось, что у входа он на скорую руку перекрестился.

Выждав ровно десять минут, навстречу неизвестности отправился грузный Леха Ярославский, сильно подозревавший со стороны Папы какую-то подлянку. Его бизнес был более цивилизованным, чем откровенний рыночный рэкет Арама. Леха опекал автосалоны, рестораны и казино, частенько появлялся также в кабинетах управляющих банками. Его, конечно, рады бы не пускать на порог приличных заведений, но тем не менее он всюду был вхож, открывал нужные двери ногой, а уходя, мог милостиво потрепать по щеке даже самого владельца единственной авиакомпании Курганска, и тот бы только польщенно улыбнулся. До того как у него наладились с Лехой столь дружеские отношения, магнат передвигался на двух ногах, а теперь пользовался костылём. Когда партнёры докучали расспросами, отшучивался: мол, неудачно с парашютом прыгнул. Что было ложью чистейшей воды, поскольку Леха Ярославский его без всяких подручных средств с семиметровой вышки в пустой бетонный бассейн снарядил. Но лишь теперь Леха, кажется, начал понимать, что испытывает человек, падающий с высоты.