Лонгстаффа, эсквайра, из Кавершема. Отец и сын, которые ни в чем не могли столковаться между собой, сочли, что могут спокойно вверить свои дела столь великому человеку. Каждый должен был получить половину вырученных денег – очень больших. Все осуществилось чрезвычайно легко, без проволочек, неизбежных, когда дело ведут обычные мелкие людишки. Величие Мельмотта подействовало даже на поверенных семьи Лонгстафф. Захоти я купить скромный домик с садом – или ты, о читатель, если ты не финансовый магнат, – с нас потребуют все деньги до последнего фартинга или более чем достаточное обеспечение этих денег, прежде чем мы сможем переступить порог нового жилища. Однако Мельмотт мог озолотить одним словом, поэтому его слова сочли золотом. Пикеринг перешел к нему, и еще до конца недели лондонский архитектор собрал в Чичестере десятки каменщиков и плотников, дабы приготовить резиденцию, достойную мадам Мельмотт. Говорили, что работы завершатся к Гудвудской неделе и празднества у Мельмотта будут не менее пышные, чем у герцога.

Впрочем, до Гудвудской недели в Лондоне ожидалось еще много событий, связанных с мистером Мельмоттом. Депутат от Вестминстера унаследовал титул пэра и перешел в верхнюю палату, освободив свое место в нижней. Считалось, что стране всенепременно нужно, чтобы мистер Мельмотт вошел в парламент. От какого округа может баллотироваться такой человек, если не от Вестминстера, соединившего в себе всю сущность столицы? Здесь есть народный элемент, модный элемент, законотворческий элемент, юридический и коммерческий элементы. Лучшего депутата для Вестминстера было не сыскать. Ни один кандидат ни в одном округе еще не пользовался такой поддержкой. Разумеется, предстояла борьба – ни одна, ни другая партия не уступит такой округ без боя. Поначалу обе партии в поисках наилучшего кандидата устремили взоры к мистеру Мельмотту. И когда тому предложили вступить в борьбу за место в палате общин, великий человек вынужден был спуститься с заоблачных высот и впервые задуматься, хочет он войти в парламент как консерватор или как либерал. Довольно быстро он убедил себя, что британским консерваторам его деньги нужнее, и на следующий день все лондонские щиты для объявлений сообщили миру, что Мельмотт – консервативный кандидат от Вестминстера. Нет надобности говорить, что предвыборный комитет составили пэры, банкиры и кабатчики – с тем презрением к сословным предрассудкам, которым партия славится после введения тайного голосования. Против Мельмотта выставили для проформы какого-то либерала, но у бедняги не было и одного шанса из десяти.

В исходе выборов никто не сомневался, но предстояло и куда более великое дело – обед в честь китайского императора. Была середина июня, обед назначили на понедельник восьмого июля, однако весь Лондон уже только о нем и говорил. Целью было показать императору, какой банкет может закатить представитель лондонского купечества. Некоторые возражали, что Мельмотт не купец, другие – что он не лондонец, третьи – что даже не англичанин. Впрочем, никто не мог оспорить, что у него есть деньги на такой банкет и желание их потратить, а поскольку требовалось именно сочетание денег и желания, противникам Мельмотта оставалось только злопыхать. С двадцатого июня рабочие трудились, воздвигая здание позади дома на Гровенор-сквер, снося стены и в целом преображая резиденцию мистера Мельмотта так, чтобы двести гостей могли усесться за обед в столовой представителя британского купечества.

Но кто будут эти двести? Обычно джентльмен, дающий обед, сам выбирает гостей, но в таких великих делах все несравненно сложнее. Китайский император не мог сесть за стол без членов королевской фамилии, а члены королевской фамилии должны были знать, с кем окажутся за одним столом, и выбрать по крайней мере часть сотрапезников. У министра тоже был свой список кандидатов на обед, состоявший, впрочем, только из членов кабинета с женами. К чести премьер-министра, он не попросил даже одного билета для кого-нибудь из личных друзей. Но и оппозиция желала получить свою долю мест. Поскольку Мельмотт баллотировался от консерваторов, ему посоветовали настоять на присутствии консервативного теневого кабинета с консервативными женами – он перед партией в долгу, и партия желает получить по счету. Главная же трудность возникла с лондонским торговым сословием. Обед дает представитель лондонского купечества, а значит, император должен увидеть за столом его собратьев. Без сомнения, император увидит их всех в ратуше, но то будет полупубличный прием, оплаченный из муниципальных средств, а это – частный обед. Лорд-мэр был решительно против. Что делать? Провели заседания, назначили комитет, выбрали гостей от купечества числом пятнадцать, с пятнадцатью женами. Лорд-мэра по случаю приема императора произвели в баронеты. Двадцать билетов получил император для себя и свиты. Королевская семья – еще двадцать, каждый билет на семейную пару. Действующий кабинет получил четырнадцать билетов, теневой – только одиннадцать (тоже каждый на мужа и жену). Пригласили пять иностранных посланников с посланницами. Пятнадцать билетов на два лица достались представителям купечества. Десять пэров (с пэрессами) выбирал в это время особый комитет. Должны были присутствовать три мудреца, два поэта, три независимых члена палаты общин, два живописца из королевской академии, недавно вернувшийся на родину исследователь Африки и романист, однако всем этим джентльменам билеты прислали лишь на одно лицо. Три билета оставили для тех, кто совершенно изведет комитет своей назойливостью, и десять – для устроителя банкета, его родных и друзей. В таких делах нельзя все сделать гладко, но очень многое в конечном счете сглаживается терпением, старанием, деньгами и знакомствами.

Впрочем, обедом дело не ограничивалось. Предстояло раздать еще восемьсот билетов на вечерний прием мадам Мельмотт, и за них дрались еще отчаяннее, чем за приглашения на обед. Обеденные места распределялись так по-государственному чинно, что схватка за них была почти не видна. Королевская семья устроила свои дела очень тихо. Существующий кабинет существовал, и хотя двух-трех его членов не принимали ни в один неполитический лондонский клуб, они имели право на место за столом мистера Мельмотта. О разочарованных консервативных кандидатах общественность ничего не узнала – эти джентльмены не полощут белье на публике. Послы, разумеется, молчали, хотя можно не сомневаться, что представитель Соединенных Штатов попал в заветную пятерку. Воротилы из Сити, как уже говорилось, поначалу вообще не хотели идти, так что не получившие билетов скрывали свое недовольство. От пэров жалоб никто не слышал, а сетования пэресс утонули в шуме схватки за билеты на вечерний прием. Разумеется, пригласили поэта-лауреата, и второго поэта, разумеется, тоже. Лишь два члена Академии художеств писали в тот год членов королевской семьи, так что и тут оснований для зависти не было. В палате общин о ту пору имелось три и только три