– напротив него, но в данном случае эти места заняли молодой лорд и молодой баронет. Получилось уютное семейное общество: великий председатель, два жениха его дочери, два его ближайших друга – светский друг лорд Альфред и коммерческий друг мистер Когенлуп, – а также Майлз, сын лорда Альфреда. Атмосферу общего благодушия нарушал лишь Пол Монтегю, который в последнее время взялся досаждать мистеру Мельмотту, что было черной неблагодарностью, поскольку никому не позволяли так свободно продавать акции, как младшему партнеру фирмы «Фискер, Монтегю и Монтегю».

Ожидалось, что мистер Мельмотт сделает заявление. Лорд Ниддердейл и сэр Феликс полагали, что великий человек по собственному желанию, по зову собственной души решил что-то рассказать директорам о компании, но это было не совсем так. На предпоследнем заседании Пол Монтегю сумел-таки высказать некоторые сомнения и своей назойливостью вынудил великого человека взять на себя лишний труд. В следующую пятницу председатель всячески осаживал Пола с явной целью запугать недружественного директора, дабы не делать обещанного заявления. Чего ради столь великому финансисту отрывать время от чрезвычайно важных дел и объяснять – или пытаться объяснить – такие мелочи людям, неспособным их понять? Монтегю стоял на своем. Он не оспаривает коммерческий успех компании, но убежден, что им следует знать больше. У него нет сомнений, что остальные директора его поддержат. Лорд Альфред ответил, что совершенно с ним не согласен. «Если кто-нибудь чего-нибудь не понимает, то исключительно по собственной вине», – добавил мистер Когенлуп. Пол не сдался, и сегодня мистер Мельмотт должен был выступить с заявлением.

В начале каждого заседания зачитывали протокол предыдущего. Делал это Майлз Грендолл; предполагалось, что и протоколы ведет он. Однако Монтегю обнаружил, что пишет их клерк из конторы Мельмотта на Эбчерч-лейн, который на заседаниях не присутствует. Недружественный директор поговорил с секретарем (следует помнить, что они оба состояли в клубе «Медвежий садок»), и Майлз ответил довольно уклончиво: «Вы ж понимаете, это такая морока! Он привык, это его дело. Я не стану возиться с такой чепухой». Монтегю пересказал разговор Ниддердейлу и сэру Феликсу. «Он бы все равно не справился, – ответил Ниддердейл. – На вашем месте я не стал бы его обвинять. Он получает пятьсот фунтов в год, и если б вы знали, какие у него долги, то не пытались бы лишить его единственного заработка». С сэром Феликсом Монтегю преуспел не больше. Сэр Феликс ненавидел секретаря, заметил, как тот передергивает в карты, собирался его разоблачить – и не посмел. Он рассказал Долли Лонгстаффу – читатель, возможно, помнит, с каким результатом. Больше сэр Феликс об этом не упоминал и постепенно вернулся к ежевечерней карточной игре в клубе. В мушку больше не играли, только в вист, что сэра Феликса вполне устраивало. Он по-прежнему мечтал отомстить Майлзу Грендоллу, но сейчас не решался выступить против него в совете директоров. С того дня, как Майлз вытаскивал из рукава тузы, Феликс с ним не разговаривал, кроме как по ходу карточной игры. Итак, заседание началось как обычно. Майлз зачитал протокол – запинаясь на каждом втором слове и так невнятно, что, если там и был какой-то смысл, никто его не понял.

– Джентльмены, – с обычной торопливостью начал мистер Мельмотт, – с вашего согласия я подпишу протокол?

Пол Монтегю поднялся было с намерением выразить несогласие, однако Мельмотт поставил свою закорючку и углубился в беседу с мистером Когенлупом еще до того, как Пол успел открыть рот.

Тем не менее Мельмотт все видел. Каковы бы ни были другие его изъяны, внимательности мистеру Мельмотту было не занимать. Он заметил, как Монтегю пытался возразить, и знал, как трудно одному противостоять пятерым-шестерым или молодому человеку противостоять старшим. Ниддердейл через стол кидался бумажками в Карбери. Майлз Грендолл уставился в книгу протоколов. Лорд Альфред откинулся на стуле, заложив правую руку под борт жилета, – воплощение образцового директора. Вид у него был аристократичный, респектабельный, почти деловой. На заседаниях он открывал рот только в одном случае – если требовалось подтвердить правоту мистера Мельмотта, – и, по мнению председателя, полностью отрабатывал свои деньги. Минуту или две Мельмотт, видя, что Монтегю сробел, продолжал разговор с мистером Когенлупом. Тут Монтегю уперся обеими руками в стол, намереваясь встать и задать неудобный вопрос. Мельмотт и это заметил. Опередив Пола, он поднялся и объявил:

– Джентльмены, возможно, мне стоит воспользоваться случаем и сказать несколько слов о положении дел в компании.

Затем, вместо того чтобы продолжить, он снова сел и начал медленно перебирать большую кипу бумаг, изредка перешептываясь с мистером Когенлупом. Лорд Альфред не шевельнулся и не вынул руку из-под жилета. Ниддердейл и Карбери перекидывались комочками бумаги. Монтегю сидел и внимательно слушал – вернее, готов был внимательно слушать, когда что-нибудь скажут. Он не мог заговорить после того, как председатель поднялся сделать заявление. Невежливо прерывать оратора, даже если тот закопался в своих заметках и перешептывается с соседом, а председателю, когда тот выступает, простительно даже больше, чем другому оратору. Монтегю это понимал и сидел молча. По-видимому, Мельмотту надо было многое сказать Когенлупу, а Когенлупу – многое сказать Мельмотту. Еще ни на одном заседании совета Когенлуп не бывал так разговорчив.

Тем временем Ниддердейлу, который за двадцать минут так и не сумел попасть Карбери в нос, прискучила его забава, и он внезапно вспомнил, что «Медвежий садок» уже открылся. У него не было уважения к лицам, и если он когда-то робел, сидя за большим столом в такой солидной обстановке, то давно преодолел это чувство.

– Думаю, мы скоро закругляемся, – сказал он, глядя на Мельмотта.

– Что ж, раз ваша милость спешит, а милорду нужно в другое место, – тут Мельмотт повернулся к лорду Альфреду, который с начала заседания не произнес и звука, – нам лучше распустить собрание до следующей недели.

– Я против, – сказал Пол Монтегю.

– Полагаю, в таком случае придется поставить вопрос на голосование, – ответил председатель.

– Я обсудил с нашим другом и председателем некоторые вопросы, – вставил Когенлуп, – и должен констатировать, что именно сейчас нецелесообразно излишне распространяться о ходе дел.

– Милорды и джентльмены, – произнес Мельмотт, – надеюсь, вы мне доверяете.

Лорд Альфред поклонился и пробормотал какие-то слова, долженствующие выразить полнейшее доверие.

Мистер Когенлуп горячо его поддержал.

– Ладно, давайте дальше, – сказал лорд Ниддердейл и очень метко запустил следующий комочек бумаги.

– Надеюсь, – продолжал Мельмотт, – мой юный друг, сэр Феликс, не сомневается ни в моем благоразумии, ни в моих способностях.

– О, разумеется, ничуть, – ответил баронет, польщенный, что к нему обращаются таким любезным тоном. Он пришел сюда со своими целями и готов был поддержать председателя