В родную провинцию Азиты не летают регулярные авиарейсы, и известно, что дороги, вьющиеся змеями к этому северо-западному уголку Афганистана, кишат самодельными взрывными устройствами и преступными бандами.

Иностранцы же, напротив, могут летать куда угодно бесплатно на бортах ООН, которые работают по произвольному расписанию, зависящему от потребности любого из видных чиновников сняться с места в какой-то момент. Билет, он же «транспортная авторизация», для Сетарех, обладательницы афганского паспорта, обходится мне в прочитанную в кондиционированном офисе ООН лекцию на полдня о страданиях афганок. После этого мы проведем следующий день, слоняясь по частному терминалу ООН в Кабульском аэропорту, в ангаре, заполненном гуманитарными работниками и дипломатами, за стенами которого время от времени взлетают самолеты.

Все женщины, ожидающие рейса, выглядят как иностранки, и все они одеты с очень характерным этническим шиком курорта военной поры, который редко можно увидеть за пределами укрепленных городков экспатов и никогда – на афганских женщинах. Длинные струящиеся шелковые туники светлых цветов дополняют изящные, украшенные вышивкой головные платки, слегка сползающие назад а-ля Беназир Бхутто, выпуская на свободу пряди искусно уложенных феном и мелированных волос. Изысканные старинные серебряные украшения кочевников-кучи, некогда изготовленные вручную для племенных свадеб в провинциях, звякают на запястьях и шеях. Типичный гардероб дипломата-мужчины состоит из разных градаций хаки. Некоторые обуты в лоуферы без носков, а брюки дополняют темно-синие, с золотыми пуговицами блейзеры. Большинство элегантных иностранцев вооружены маленькими фотокамерами-«мыльницами» для документирования своей работы «в поле». Сопровождающие их «телохранители» примерно вдвое крупнее любого дипломата и носят на ремнях перекинутые за спину немецкие автоматы.

Иностранный гуманитарный работник среднего уровня может получать не облагаемую налогами зарплату в 15 000 долларов в месяц. Плюс различные бонусы за «тяготы», которые подразумевает пост в таком месте, как Афганистан. Но караван энтузиастов, наводнявших Афганистан в прошлое десятилетие, не весь был движим любовью к деньгам, хотя, безусловно, и таких в нем было немало. Многие – это юные идеалисты, ищущие приключений. Другие – матерые бюрократы, которые повидали все войны за последние три десятка лет и подписались на еще одну экскурсию.

Есть здесь «балканская» компания; есть и те, что когда-то вместе ужинали в Багдаде. Они демонстрируют свой статус, рассказывая истории о минувших войнах новоиспеченным экспертам по Афганистану из элитных университетов американского Восточного побережья. Так же как некогда их предшественники – европейские колонизаторы, эти сегодняшние исследователи очень неплохо живут, прежде чем вернуться домой с экзотическими байками о чужих землях.

Декор в посольских компаундах, где воздух кондиционируют мощные генераторы армейского типа, стремится продемонстрировать все лучшее, что есть в культуре и дизайне каждой страны. Датчанин будет расслабляться в изысканной скандинавской классике середины века, которая была завернута в пузырчатую пленку и доставлена в защищенных контейнерах из Копенгагена. Британцы могут похвалиться самым богатым по ассортименту баром города под названием «Отель Фидель» в королевском представительстве. Они также славятся самыми затейливыми маскарадами, во время которых, поддерживая любимую традицию исторической и сегодняшней европейской аристократии, гости с удовольствием перевоплощаются на один вечер в кого-нибудь другого. Работники американского посольства могут плавать в красивом бассейне со стоящей рядышком барбекю-хижиной, где доверенный афганец в белом поварском колпаке приготовит какое угодно блюдо с кантри-клабовским совершенством.

Тамошние американцы порой с гордостью объявляют, что их нога не ступала за пределы компаунда с тех пор, как их встретили в Кабульском аэропорту, и не сделает этого до тех пор, пока не придет время возвращаться домой. В этом нет необходимости. Посольство США, кажется, постоянно расширяется, и трава в «зеленой зоне» воистину зеленее, ибо там никогда не бывает недостатка в воде. Пыль внутри периметра выметают так старательно, что кажется, будто там легче дышать, чем во все остальном Кабуле, где тысячи детей ежегодно умирают от респираторных заболеваний, вызванных горящими мусорными свалками, выхлопами машин, ездящих на дешевом топливе, и микробами, распространяемыми открытыми сточными канавами.

Как хорошо быть иностранцем в Афганистане – это прекрасно известно тем, кто вместе напивается по четвергам по всему Кабулу. Не имеет значения, кто они такие у себя дома, к какому социальному классу принадлежат; в Кабуле иностранец мгновенно становится членом высшего, правящего класса. Как и любая военная зона, эта страна – место, где можно создать себя заново, можно вылепить себе новую, улучшенную маску, временно стерев прежнюю, поскольку требования и социальные коды внешнего мира переведены здесь в «режим ожидания». Присоединение к клике экспатов в Афганистане – эффективное прикрытие, которое дарит человеку власть и доступ куда угодно.

За примерно полтора дня ожидания в этом «караван-сарае», как обзывает раздраженная Сетарех то, что происходит внутри ангара, я уже успела перепробовать весь ассортимент киоска, где продают иностранные и афганские деликатесы, а она от большей его части отказалась. Мы приходим к выводу, что не принадлежим ни к чьему списку предпочтительных пассажиров, и если в принципе хотим встретиться с отцом Азиты, то должны признать свое поражение и добираться до Бадгиса самостоятельно.

Так что мы вылетаем в Герат рейсом одной из местных афганских авиалиний и в конечном счете с помощью родственников Азиты и Сетарех находим вертолетную команду афганской армии, которая готова забросить нас в глубь этой провинции. Когда мы прибываем на авиабазу в такси, отделанном искусственным мехом, нас встречают завтраком, который приходится Сетарех больше по вкусу: сладкий чай, тягучая лепешка и шелковичный джем.

Местный командующий предостерегает: хоть он и может отвезти нас в Бадгис, есть вероятность, что мы оттуда не выберемся, поскольку он в ближайшее время не планирует никого туда посылать. Но Сетарех уже обдумала наш отъезд по наземным дорогам: она сделала вылазку в город, купила две светло-синие бурки и уложила их в свой черный чемодан на колесиках, снова фыркнув по поводу моего рюкзака.

Для своего планируемого пребывания в Бадгисе, от которого рукой подать до Ирана, мы, кроме прочего, пошли и прикупили себе еще немного черной одежды. Сетарех одета в то, что мы стали называть «гератским платьем», – очень широкую простыню из черной ткани, которая заматывается вокруг головы, спускаясь вниз до самых пят, делая ее похожей на маленькое дружелюбное привидение с серьезным личиком. Я предпочла полный хиджаб «в иранском стиле». В черном плаще с головы до пят и тщательно заколотом булавками головном платке с солнечными очками я – сплошной дух и никакого тела. Если уж даже это…

В вертолете нас усаживают на пол в стеклянном колпаке рядом с пилотами, и земля движется прямо под нами.

Первый пилот, Азизи, учился еще при русских. Кириллица внутри кокпита – проблема для постоянно сменяющих друг друга молодых американцев, которые прибывают на базу, чтобы совершенствовать навыки Азизи. После множества путаных разговоров по радио американцы теперь позволяют ему в основном молчать в эфире, когда он поднимается в воздух. Они снабдили его новехоньким компактным GPS для навигации; он гордо носит его пристегнутым к ноге. Когда мы парим над выжженными до желтизны пшеничными полями и кучками фисташковых рощ, он дает себе задание не смотреть на прибор. Он знает, куда летит.