Иностранные гуманитарные работники, которые способны циничнее всех высказываться о своей собственной непростой сфере деятельности, на вопрос о том, почему спустя десятилетие помощи Афганистану он до сих пор болтается где-то на дне индекса человеческого развития{131}, порой бормочут ответ из одной фразы: «Слишком много денег». И слишком много пресловутых нянек.

Исторически Афганистан в военных мемуарах называли «кладбищем империй». В наше время его можно назвать еще и «игровым полем экспериментов в области гуманитарной помощи».

Этот амбициозный проект (очень похожий на то, что хотели в свое время сделать русские – перевернуть жизнь в стране, где многие по-прежнему живут согласно вековым традициям и где инфраструктуры практически не существует) побуждает не страдающих иллюзиями гуманитарных работников привычно рассказывать истории о зарождении эпического хаоса: когда десятки «проектов» и миллионы долларов стекаются в одну-единственную провинцию, и каждая помогающая страна или организация пытается проводить в жизнь свою собственную версию демократии и развития – обычно даже не договариваясь друг с другом. Прибавьте к этому растерянных и все более разочарованных афганцев, попавших между молотом и наковальней.

Страны, желающие остаться на хорошем дипломатическом счету у Вашингтона, после 2001 г. присылали сюда не только войска, но и щедрые дозы гуманитарной помощи. Между 2006 и 2011 гг. примерно 30 стран и несколько крупных международных организаций, таких, как Европейский союз, ООН и Всемирный банк, пожертвовали на развитие Афганистана более 30 млрд долларов{132}. Самый большой вклад поступил от Соединенных Штатов, которые отличились и самым масштабным человеческим участием, и самыми фантастическими проектами. Прибавим к этому еще более тысячи неправительственных организаций, зарегистрированных для действий в Афганистане, – и у всех них разные программы и представления о том, что работает лучше.

Фундаментальное затруднение всех этих организаций заключается в том, что они должны демонстрировать некий прогресс, чтобы поток денег от доноров не прекращался. Даже такая мелочь, как излишний оптимизм, могла бы подвергнуть риску этот самый поток денег. Необходимость доставлять гуманитарную помощь в слабую, раздираемую войной страну, где мало функционирующих общественных и государственных институтов, где война по-прежнему бушует во многих районах, задирает планку еще выше. В этом состоянии Афганистан попросту не смог переварить значительную часть впихиваемых в него денег. И в результате массированные денежные вливания, с самыми благими намерениями, спустили с поводка злоупотребления и коррупцию.

Норвежский политолог Астри Сурке излагает в своей книге 2011 г. «Когда лучше меньше, да лучше. Международный проект в Афганистане» (When More Is Less: The International Project in Afghanistan) язвительный обзор{133}. Имея 25-летний опыт пребывания в Афганистане, она описывает «весьма скромные результаты» иностранной гуманитарной помощи в этой стране как прямое следствие чрезмерной самоуверенности организаций, собравшихся полностью перестроить Афганистан. Их поддерживало иностранное гуманитарное лобби, реагирующее на любые видимые промахи требованием дополнительных денег, чтобы эти промахи исправить. Все вместе эти организации не только не сумели по-настоящему помочь Афганистану, но и причинили ему невосполнимый вред, создав «государство-рантье, беспрецедентное в афганской истории и едва ли не уникальное для мира международной помощи», пишет Сурке, полностью зависящее от иностранных вливаний и почти не несущее ответственности перед собственными гражданами.

Афганистан занимает место, очень близкое к нижней границе индекса коррупции, составляемого организацией «Транспэренси Интернешнл», и поскольку война движется к завершению, чиновники открыто пытаются прикарманить как можно больше, прежде чем основная часть войск – и денег – уйдет отсюда навсегда. По словам аудитора из службы специального генерального инспектора{134} по реконструкции Афганистана: из помощи, пожертвованной налогоплательщиками США, хорошо если 10 % временами добираются до целевого потребителя. Бо́льшая часть остатка лишь расшатывала хрупкую и коррумпированную экономику, в рамках которой избранные единицы – это и афганцы, и иностранцы – сделались сверхъестественно богатыми.