что произошло в России, это, с марксистской точки зрения, совсем не революция, а всего лишь запоздалое решение аграрного вопроса. У нас оно осуществилось еще в 1848 году. Героическая борьба русского пролетариата глубоко трогает и Габрмана, но…

— Неужели ты думаешь, что западные капиталисты допустят, чтобы одной шестой частью мира управляли рабочие? — говорил Габрман. — Капиталистические хищники слишком сильны, они задушат революцию в России.

«Вот оно что! — думал Яндак. — Так же говорят и сторонники капиталистического строя!»

— И на этом основании мы должны предать социализм и перейти в услужение к капиталистическим хищникам? — спросил он.

— Не будь несправедлив, Карел, выслушай меня. Через полгода от Советов в России не останется и следа. Какой там будет строй, неизвестно. Дай бог, чтобы это была демократия, но есть веские основания полагать, что это будет реакция в самом страшном виде… А вы ставите судьбу чешского пролетариата в полную зависимость от судеб русской революции.

— Год назад вы с такой же уверенностью говорили, что Советы не продержатся и трех месяцев! — возразил Яндак не без некоторого злорадства.

— Да, мы так думали и ошиблись. Но разве Колчак, Деникин и белополяки — это пустяки? Русский пролетариат выдержал эти последние удары, но теперь конец русской революции близок. В стране разруха, транспорт расстроен, промышленность не работает, голод и нужда ужасающие. Государство потерпело полную финансовую катастрофу. Это конец! Не помогут никакие жертвы, никакой героизм!

Министр сделал паузу. Он сел на кончик кожаного кресла и снова положил руку на колено Яндаку.

— Я открою тебе кое-что, хотя должен бы хранить это в тайне. Но на карту поставлено слишком многое, и потом, какие могут быть секреты между нами, партийными товарищами? — Он заговорил медленно, отчетливо и выразительно, и Яндаку невольно вспомнилось сегодняшнее чтение вердикта. — Готовится грандиозный поход против России. Ей будет нанесен сокрушительный удар извне. Одновременно вспыхнут восстания внутри страны. Этот удар будет последним, ослабленная Россия не выдержит его. Через полгода все будет кончено. Это крайний срок, товарищ Яндак.

Но это сообщение явно не оказало на депутата того действия, на которое рассчитывал министр. Яндак даже улыбался, и это показалось старому Габрману неуместным легкомыслием.

— Ты думаешь, русские мужики отдадут помещикам землю? — спросил Яндак.

— Нет, не отдадут, они будут защищать ее до последней капли крови. Но с мужиками беспощадно расправятся.

— У нас есть другие сведения о прочности советской власти.

— Они однобоки и ошибочны, Карел. Наши источники надежнее. Как бы ни была сильна Россия, разве она устоит одна против всех?

Яндак пожал плечами. Какой смысл спорить? Он хорошо знал все доводы за и против. Нет, спорить бессмысленно. Все, что обе стороны могли сказать на эту тему, уже было сказано на сотнях рабочих собраний. Но Габрман не знал об этом. О политической обстановке он узнавал только из газет да на заседаниях правительства. На общение с массами у него не хватало времени, — ведь он был министром.

— Товарищ Яндак, я говорю тебе то, чего не должен был говорить, — серьезно произнес Габрман, встав с кресла и подойдя к Яндаку. — У нас есть сведения, что вы готовите переворот. — Он тяжело вздохнул и схватился за голову; было видно, что ему мучительно говорить об этом. — К чему вы готовитесь, Яндак! Капиталисты встретят вас пулеметным огнем! — воскликнул он трагическим тоном.

Яндак нахмурился. Это было уж слишком!

— Во главе правительства стоит социал-демократ, — ответил он, стараясь овладеть собой. — Власть в ваших руках. Без вашего распоряжения полиция не выйдет против рабочих с пулеметами. Или вы уже настолько продались буржуазии, что пойдете и на это?

Министр отвел глаза перед горящим взглядом депутата.

— Яндак, — по-отечески сказал он. — Выслушай меня. Допустим, вы сумеете захватить власть и ценою ужасающих жертв удержите ее несколько недель. Ну, а потом, через полгода? Продумал ты это дело до конца, товарищ Яндак, друг? — Министр умоляюще сложил руки. — Знаешь ты, кто окажется потом у власти? Уже не рабочие, как сейчас, а крайняя реакция, крупные промышленники, банкиры, клерикалы, военщина… Пощади чешских рабочих, Яндак! — Глаза Габрмана затуманились слезами. — Спаси их от кровавой бойни! Не отнимай у них то, чего мы для них добились!

Министр снова сел в кресло и, вынув из нагрудного кармана батистовый платочек, вытер глаза. Яндак сидел насупившись. Не очень-то приятно видеть слезы на глазах мужчины, особенно если он тщетно просит вас о чем-нибудь. А когда вы знаете, что это искренние слезы, становится тягостно вдвойне.

Оба с минуту молчали. Потом Габрман снова заговорил:

— Слушай, Яндак, вот ты говоришь, что ваша информация о России…

Дикая ненависть к министру вдруг охватила Яндака. Не в силах совладать с собой, он встал.

— Почему ты все время болтаешь о том, что прольется рабочая кровь! Пулеметы капиталистов? Это ваши пулеметы! Власть в ваших руках! Долг социалистов обратить ее против буржуазии. Но ты, конечно, не сделаешь этого. Наоборот, ты хнычешь, что тебе придется стрелять в нас из этих пулеметов! И ты сделаешь это по приказу буржуазии! Тогда не причитай! Признайся, что ты телом и душой продался буржуям, и не строй из себя защитника рабочих!

Они стояли друг против друга, и Яндак бросал эти обвинения в лицо министру. В широко раскрытых глазах Габрмана он увидел удивление, горечь, скорбь.

— Я? — сказал Габрман.

— Ты! — был яростный ответ.

— Я хочу проливать кровь рабочих? Это ты мне говоришь, Карел?

— Именно тебе!

— Я? — И глаза министра снова наполнились слезами от этой незаслуженной обиды.

Яндак махнул рукой и зашагал по кабинету. «Нечего мне здесь делать и ни к чему весь этот разговор», — подумал он и быстро подошел к Габрману.

— Ну, будь здоров!

Габрман испуганно ухватил его за рукав.

— Нет, нет, Карел, не уходи, мы не можем так расстаться. Ты должен выслушать меня до конца.

И он снова заговорил. Яндак угрюмо слушал, злясь на себя за то, что остался.

— Обещай мне, товарищ Яндак, что вы ничего не предпримете в течение ближайших шести месяцев.

— Этого я не могу обещать. Полгода, потом еще полгода, а буржуазия тем временем укрепляет свои позиции. Окончательно укрепившись, она прогонит и вас, вы будете больше не нужны ей.

Министр погрустнел.

— Обещай мне по крайней мере, что ты подумаешь о моих словах.

— Это я обещаю.

— Так, так. Это очень мало, но все же лучше, чем ничего. Подумай о них, подумай, друг мой!

Яндак счел на этом разговор законченным и встал. Министр тоже. Он проводил гостя до дверей.

— Как поживает твой сын Ярда? — спросил он по дороге.

— Ему предстоит отсидеть две