недели в тюрьме. Это вы его приговорили, — иронически ответил депутат.

У Габрмана вспыхнули глаза, он сжал руку Яндака.

— Это хорошо! В тюрьме он научится ненавидеть. Страдание закаляет человека. Он мне всегда нравился. Передай ему привет от меня и скажи, что когда за ним захлопнется дверь тюремной камеры и он увидит, что с ее внутренней стороны нет ручки, пусть вспомнит обо мне. Ты понимаешь, почему я говорю это? Такие вещи не забываются. И скажи ему, что только там он научится ненавидеть.

Яндак содрогнулся. «Неужели ты не понимаешь, — подумал он, — что Ярда научится ненавидеть тебя, Густав Габрман?»

Покачивая головой, он вышел в приемную министра. Два года прожили эти люди во дворце, меньше двух лет! И уже стали политическими мертвецами!

В приемной сидел чиновник министерства внутренних дел Подградский. Завидев депутата, он вскочил и поспешил к нему.

— А-а, господин депутат Яндак! Мое почтение! — Они обменялись рукопожатием. — Как поживаете, что поделываете?

Во времена Австро-Венгрии Гуго Подградский служил в министерстве в Вене и там встречался с чешскими политическими деятелями. Это был блондин лет сорока пяти, с английскими усиками, всегда элегантно, но не кричаще одетый, веселый, со светскими манерами; Яндак познакомился с ним еще в Вене. После переворота Подградский переехал в Прагу, они вместе кутили и даже перешли на «ты». Но теперь, когда отношения между рабочими и правительством становились все напряженнее, Яндаку было неудобно дружить с ведущим чиновником министерства внутренних дел. Впрочем, Подградский держался корректно: встречая Яндака на улице, он только вежливо здоровался и даже сейчас не обратился к нему на «ты».

— Загляните и ко мне, господин депутат. Я буду очень рад. Мой кабинет здесь в коридоре, в нескольких шагах… Прошу вас!

— Как-нибудь зайду.

— Зачем же как-нибудь! Зайдите сейчас.

Яндак вынул часы и попытался сослаться на недостаток времени.

— Ах, не глядите вы на часы! Зайдите на минутку, я уже давно хотел поговорить с вами. И пожалуйста, не думайте, что нам говорить не о чем, вот увидите — найдется. Уж если мы так удачно встретились здесь, зайдите, прошу вас!

«Что ж, — подумал Яндак, — и в самом деле, раз уж я здесь…»

— Ладно, — сказал он.

Они вышли в коридор. Подградский отпер одну из дверей и пригласил Яндака войти. Усадив депутата в кресло, он стал рядом, дружески глядя на гостя.

— Ну, как живется? — Он подвинул к Яндаку коробку сигарет, спички и пепельницу. — Курите!

— Я не курю казенных, — сказал Яндак.

Подградский извлек из кармана собственный портсигар и открыл его.

— Мои собственные, господин депутат!

Он сказал это так дружески, что отказаться было невозможно.

— Расскажите что-нибудь о себе, — продолжал Подградский. — Бываете еще в «Золотом пауке»?

И он просиял от приятного воспоминания.

Но для Яндака это воспоминание было мало приятным. Именно в этом ночном кабаке он вместе с Подградским кутил несколько ночей в конце 1918 года.

— Ох, шальное было время! — усмехнулся Подградский.

— Да, все мы были опьянены этой мнимой свободой.

— Почему же мнимой?.. Впрочем, не будем сегодня говорить о политике. Все-таки это были веселые дни! Я часто вспоминаю вас и вашу песенку «Разгромили мы вчистую эту Австрию гнилую!» М-да… И рыжую Эрночку я тоже помню. Да, кстати… — Он что-то вспомнил и усмехнулся. — Могу вам показать кое-что интересное. Я нашел это случайно в старых делах. — Он подошел к письменному столу, на котором лежали две казенные папки, раскрыл одну из них и перевернул несколько страниц. — А, вот она!

Это был сильно увеличенный фотоснимок, сделанный при плохом освещении, но все же вполне отчетливый. Подградский весело посмотрел на него и передал Яндаку.

— Вот, взгляните!

На снимке был запечатлен кутеж в отдельном кабинете «Золотого паука». На переднем плане виднелось серебряное ведерко с шампанским, дальше стол с бокалами, сладостями и смятыми салфетками. Слева, вполоборота, был очень хорошо виден депутат Яндак; на коленях у него сидела девушка из бара. Сзади стояла Эрна. С одной стороны ее обнимал депутат Петак, член партии чехословацких социалистов{147}, с другой стоял с бокалом в руке улыбающийся Подградский. Такой снимок можно было поместить в любой рабочей газете как фотодокумент, обличающий паразитический образ жизни буржуазии.

Яндак покраснел.

— Это что такое?

— Что такое? — засмеялся Подградский. — Сами видите: «Золотой паук». Такими фотографиями нас развлекает полиция. Они там воображают, что это бог весть какая заслуга — сделать в «Золотом пауке» такой снимок. Вот, мол, сенсация: депутат Яндак, депутат Петак и начальник департамента Подградский! Экие провинциалы! Я узнал — разумеется, много позднее, — что обслуживавший нас кельнер был полицейским информатором. Он обрадовался возможности заснять такую почтенную компанию. Фотообъектив был спрятан у него в булавке для галстука. Ловкий парень! Снимок, разумеется, сильно увеличен.

Яндаку вдруг пришла в голову прямо-таки ошеломляющая догадка. Он обдумывал ее, нахмурив брови. Ага, так вот оно что! Он зашел сюда, уступив просьбе Подградского, чтобы не обидеть старого знакомого, а оказывается, этот знакомый заманил его в ловушку и хочет накинуть ему петлю на шею… Яндак был возмущен. Нет, это вам не удастся, господа!

— Слушайте, господин начальник департамента, — сказал он, неторопливо отчеканивая слова. — Похоже на то, что вы пригласили меня сюда только затем, чтобы продемонстрировать эту фотографию.

— Ничего подобного, просто мне пришло в голову, что она может показаться вам интересной, — невозмутимо ответил Подградский.

— Вы собирались угрожать мне ее опубликованием…

— Господин депутат! — воскликнул Подградский. — Что вы говорите, господин депутат!

— …и политически шантажировать меня!

— Право, это даже оскорбительно! Как вы можете подозревать меня в этом! Ведь мы знакомы не первый день! Возьмите с собой этот снимок, прошу вас.

— У вас есть негатив!

— Разве я могу шантажировать вас? Вы засмеетесь мне в лицо и скажете, что ведь и я тоже запечатлен на этом снимке. Не думаете ли вы, что я ради политики готов развестись с женой и настроить против себя детей?

— На другом отпечатке ваше лицо может быть смазано.

Подградский молчал.

— Негатив можно так отретушировать, что вы будете неузнаваемы, — повторил Яндак, в упор глядя на собеседника.

— Да, мне это тоже говорили, — серьезно ответил тот и с неменьшей серьезностью взглянул на депутата.

Яндак вскочил с кресла и зло рассмеялся.

— Ах, и вам это тоже говорили? — Он подошел к Подградскому. — Ошибаетесь! Не думайте, что я боюсь вас. Можете опубликовать этот снимок. Моя жена достаточно разумна и примет мои объяснения.

— Господин депутат! — спокойно ответил Подградский, не пугаясь воинственного тона Яндака. — Снимок не будет опубликован, даю вам в этом честное слово. Теперь, надеюсь, вы мне поверите, я никогда не давал