litbaza книги онлайнСовременная прозаАмериканха - Нгози Адичи Чимаманда

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 139
Перейти на страницу:

— Наблюдаю вас тут.

Затем, когда бы она с ним ни сталкивалась, он смотрел на нее с неким ленивым интересом, будто оба понимали: что-то произойдет между ними, вопрос лишь — когда.

— Кто он, бля, такой? — спросил Кёрт.

Она рассказала, что Роб живет этажом выше, что они только здоровались, и всё, — до того вечера, когда она увидела, как он возвращается из алкогольной лавки; он тогда спросил, не хочет ли она с ним выпить, и она совершила дурацкий, импульсивный поступок.

— Ты дала ему то, что он хотел, — сказал Кёрт. Плоскости его лица начали делаться жестче. Странные это слова для Кёрта — такое говорила тетя Уджу, которая считала секс чем-то, что женщина дает мужчине себе в убыток.

Во внезапном легкомысленном припадке бесшабашности она поправила Кёрта:

— Я взяла, что хотела. Если что и дала ему, это по чистой случайности.

— Ты себя послушай, ты, бля, послушай себя! — Голос у Кёрта огрубел. — Как ты могла так со мной поступить? Я с тобой хорошо обращался.

Он уже смотрел на их отношения сквозь линзу прошедшего времени. Она растерялась от этой способности романтической любви мутировать, от того, как быстро возлюбленный может стать чужаком. Куда же девалась любовь? Может, настоящая любовь — семейная, как-то связанная кровью, поскольку любовь к детям не умирает, как романтическая.

— Ты меня не простишь, — сказала она полувопросительно.

— Сука, — сказал он.

Словом этим он замахнулся, как ножом: оно вылетело у него изо рта, острое от ненависти. Услышать, как Кёрт произносит слово «сука» с таким холодом, оказалось до того невозможным, что у нее на глаза навернулись слезы, — знать, что она превратила его в человека, который способен сказать «сука» так холодно, жалеть, что он не из тех, кому не под силу произнести слово «сука» невзирая ни на что. Одна у себя в квартире, она плакала и плакала, скомканная у себя в гостиной на коврике, и так редко по нему ходили, что от него все еще пахло магазином. Ее отношения с Кёртом были тем, чего она хотела, гребнистой волной в ее жизни, а Ифемелу тем не менее взяла топор и рубанула. Зачем она все уничтожила? Подумалось, что мама сказала бы: это все дьявол. Ифемелу пожалела, что не верит в дьявола, в некое существо за пределами ее самой, что пленило ее ум и заставило уничтожить то, что дорого.

Она неделями названивала Кёрту, поджидала его выхода из дома, вновь и вновь извинялась, говорила и говорила, как сильно хочет со всем разобраться. В тот день, когда она проснулась и наконец смирилась с тем, что Кёрт ей не перезвонит, не откроет дверь к себе в квартиру, как бы настойчиво она ни стучала, Ифемелу отправилась в их любимый бар в центре. Барменша, знавшая их обоих, одарила ее тихой улыбкой — улыбкой сочувствия. Ифемелу улыбнулась в ответ и заказала очередной мохито, думая, что, может, эта барменша лучше подходит Кёрту — каштановые волосы, выглаженные феном до атласа, тонкие руки, тугая черная одежда, способность всегда быть безупречно, безобидно общительной. Она еще и безупречно, безобидно верна, должно быть: если бы у нее был такой мужчина, как Кёрт, ей неинтересно было бы экспериментальное совокупление с посторонним человеком, исполнявшим нестройную музыку. Ифемелу уставилась в свой стакан. Что-то с ней не то. Она не знала что, однако что-то с ней не то. Голод, неугомонность. Неполнота знания о себе. Чувство чего-то далекого, за пределами досягаемости. Ифемелу поднялась, оставила на стойке большущие чаевые. В памяти о разрыве с Кёртом надолго осталась стремительная поездка в такси по Чарлз-стрит, Ифемелу чуть пьяно, чуть полегче и чуть одиноко, шофер-пенджабец гордо рассказывает ей, что его дети учатся в школе лучше американцев.

* * *

Через несколько лет, на званом вечере на Манхэттене, через день после того, как Барак Обама стал кандидатом в президенты Соединенных Штатов от Демократической партии, в окружении гостей, поголовно пылких сторонников Обамы, глаза растроганы от вина и победы, лысеющий белый мужчина произнес: «Обама покончит с расизмом в этой стране», а широкобедрая фасонистая поэтесса с Гаити соглашалась, кивала, ее афро пространнее, чем у Ифемелу, и сказала, что она три года встречалась в Калифорнии с белым мужчиной, но раса никогда не была для них камнем преткновения.

— Это вранье, — сказала ей Ифемелу.

— Что? — переспросила женщина, будто не расслышала.

— Это вранье, — повторила Ифемелу.

Женщина выпучила глаза.

— Вы рассказываете мне, каков был мой собственный опыт?

И хотя Ифемелу к тому времени уже поняла, что люди вроде этой женщины говорят то, что говорят, чтобы другим было уютно, — и лишь бы показать, что они осознают, Как Далеко Мы Продвинулись, и хотя сама Ифемелу тогда уже была счастливо включена в круг друзей Блейна, один из них — новый возлюбленный этой женщины, и хотя стоило бы оставить эту тему в покое, Ифемелу не промолчала. Не могла. Слова опять пересилили ее — выбрались из глотки и вывалились наружу:

— Что раса не была для вас камнем преткновения, вы говорите, лишь бы выдать желаемое за действительное. Мы все хотели бы, чтобы желаемое было действительным. Но это вранье. Я приехала из страны, где раса — не камень преткновения: я не считала себя черной и стала ею, лишь прибыв в Америку. Когда вы черный в Америке и влюбляетесь в белого человека, раса не имеет значения, когда вы вдвоем и без всех, потому что остаетесь лишь вы и ваша любовь. Но стоит вам выйти на улицу, раса начинает иметь значение. Но мы об этом не говорим. Мы даже не сообщаем нашим белым партнерам обо всяких мелочах, которые нас бесят, мы бы хотели, чтобы кое-что наши партнеры понимали получше, но мы тревожимся, что нам скажут, дескать, мы передергиваем — или слишком чувствительны. Мы не хотим, чтобы они говорили нам, ты глянь, как далеко мы продвинулись, всего сорок лет назад нам даже быть парой закон не позволил бы, тыры-пыры, тыры-пыры, поскольку знаете, что мы думаем, когда они это говорят? Мы думаем, какого хера оно вообще было вне закона? Но мы ничего такого вслух не произносим. Мы сваливаем это в кучу у себя в голове, а когда приходим на приличные либеральные ужины вроде этого, мы говорим, что раса не имеет значения, потому что нам полагается так говорить — чтобы нашим приличным либеральным друзьям было уютно. Это правда. Я по собственному опыту сужу.

Хозяйка-француженка глянула на своего американского мужа, лукавая улыбка на лице: самые незабываемые званые ужины случаются, когда гости высказываются неожиданно и потенциально обидно.

Поэтесса покачала головой и обратилась к хозяйке:

— Я бы с удовольствием прихватила домой немного того чудесного соуса, если еще осталось. — И посмотрела на остальных, словно у нее в голове не помещалось, что она вообще все это слышит.

Но они-то слышали — все примолкли, все глядели на Ифемелу, как будто та собиралась выдать непристойную тайну, которая и взбудоражит их, и впутает во что-то. Ифемелу выпила слишком много белого вина, по временам у нее в голове возникала качка, и позднее она отправила письмо с извинениями и поэтессе, и хозяйке. Но все смотрели на нее, даже Блейн, чье выражение лица она в кои-то веки не смогла прочесть отчетливо. И она заговорила о Кёрте.

1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 139
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?