– Если его можно подкупить, то с этим лучше поторопиться.

Когда присяжные рассаживаются, я бросаю быстрый взгляд на Эстебана Суареса. Я намеревался сделать это незаметно, как часто происходит во время слушаний. Но он не сводит с меня глаз, как будто ждет, что я подойду и вручу ему конверт с деньгами. Что за кретин! Нет сомнений, что с ним уже связались. Нет сомнений, что доверять ему нельзя. Неужели он уже считает эти деньги своими?

Судья Фэбиноу приветствует собравшихся в зале. Следуя обычной процедуре, она интересуется у присяжных, не пытались ли какие-то люди войти с ними в контакт, чтобы оказать давление и повлиять на принятие ими решения. Я бросаю взгляд на Суареса. Он по-прежнему пялится на меня. Уверен, что это замечают и другие.

Мистер Мансини поднимается и заявляет:

– Ваша честь, штат закончил допрос своих свидетелей. У нас еще есть свидетели, чьи показания могут потребоваться при опровержении, но в настоящий момент в них нет необходимости.

Меня это не удивляет, потому что Макс добился, чего хотел. Он вызвал только двух свидетелей, но больше ему и не нужно. Видео говорит само за себя, и Макс этим умело пользуется. Он установил причину смерти и назвал ее виновника.

Я подхожу к присяжным, обвожу взглядом всех, кроме Суареса, и начинаю с констатации очевидных фактов. Мой клиент убил Шона Кинга. В этом не было ни преднамеренности, ни плана. Он ударил его двадцать два раза и сам этого не помнит. Примерно за четверть часа до нападения на Шона Кинга по голове и лицу Тадео Запаты было нанесено в общей сложности тридцать семь ударов, и нанес их боец, заслуживший благодаря своей силе прозвище Кувалда. Тридцать семь ударов. Тадео не был нокаутирован, но на его способности соображать это безусловно сказалось. После второго раунда, когда Кувалда нанес ему удар коленом в челюсть, он мало что помнил. Мы покажем вам, члены жюри, весь бой, посчитаем все тридцать семь ударов в голову и докажем, что Тадео не контролировал свои действия, когда напал на рефери.

Я краток, поскольку сказать особенно нечего. Поблагодарив всех за внимание, я возвращаюсь на место.

Мой первый свидетель – Оскар Морено, тренер Тадео и человек, который обратил внимание на способного парнишку, когда тому было шестнадцать. Мы с Оскаром примерно одного возраста, он старше членов банды Тадео и повидал всякое. Он проводит дни в тренажерном зале, куда ходят латиноамериканские мальчишки, и тренирует тех, кто подает надежды. К тому же у него нет судимостей, что для свидетелей в суде огромный плюс. Криминальное прошлое всегда возвращается, чтобы испортить настоящее. Присяжные не склонны верить бывшим заключенным, которых приводят к присяге.

Чтобы смягчить присяжных, пробудив в них участие, я рассказываю о судьбе Тадео до того злополучного боя. Он рос в нищей семье, и бои без правил были его единственным реальным шансом пробиться наверх. Наконец мы подходим к бою, и в зале суда гаснет свет. В первый раз мы просто смотрим схватку от начала до конца. В полутьме я внимательно наблюдаю за присяжными. У женщин жестокость спорта вызывает отвращение. Мужчины смотрят поединок с интересом. Во время второго просмотра я останавливаю запись каждый раз, когда Тадео получает удар в лицо. На самом деле большинство из них были отнюдь не опасны и очков Кувалде принесли немного. Но не разбирающимся в этом присяжным такие удары в лицо, особенно с соответствующими комментариями, кажутся почти смертельными. Медленно и методично я веду им счет. Когда это преподносится столь тенденциозно, становится даже непонятно, как Тадео вообще сумел остаться на ногах. На восьмидесятой секунде второго раунда Кувалде удается нагнуть голову Тадео и ударить по ней правым коленом. Удар, конечно, неприятный, что и говорить, но Тадео он вряд ли смутил. Однако мы с Оскаром преподносим его как причину повреждения головного мозга Тадео и его способности отдавать себе отчет в происходящем.

После второго раунда я останавливаю запись и с помощью тщательно отрепетированных вопросов и ответов получаю рассказ Оскара о том, чему он был свидетелем в перерыве. Взгляд у парня был мутный. Говорить он не мог, только хрипел. На вопросы, которые кричали ему в ухо Норберто и Оскар, не отвечал. Он, Оскар, даже подумывал о том, чтобы подозвать рефери и остановить бой.

Для подтверждения этой лжи я мог бы вызвать в качестве свидетеля и Норберто, но у того есть две судимости, и Мансини бы с ним легко разобрался.

Во время допроса этого свидетеля факт моего собственного присутствия в углу возле Тадео не афишировался. На мне была яркая желтая куртка с надписью «Тадео Запата», и я старательно делал вид, что зачем-то здесь нужен. Я объяснил это Максу и Черепахе и заверил, что не видел и не слышал ничего существенного. Я был самым обычным зрителем и потому не могу считаться свидетелем, знающим больше других. Макс и Черепаха знают, что на данном процессе я веду защиту не за деньги, а по доброте душевной.

Мы смотрим третий раунд и считаем новые удары, нанесенные в голову Тадео. По словам Оскара, когда бой закончился, Тадео был уверен, что впереди его ждет еще один раунд. Он не понимал происходящего, но продолжал держаться на ногах. Когда после нападения на Шона Кинга Норберто и другим удалось его оттащить, он вырывался, будто разъяренное животное, не понимая, что случилось и почему его удерживают. Он постепенно начал приходить в себя только через полчаса в раздевалке под присмотром полиции. Он спросил, что там делали полицейские. И еще – кто выиграл бой.

В целом работу с целью посеять определенные сомнения можно считать проделанной успешно. Однако после просмотра всех трех раундов даже несведущему человеку становится очевидно, что бой был примерно равным и Тадео нанес противнику не меньше ударов, чем получил сам.

На перекрестном допросе Мансини не удается ничего поставить под сомнение. Оскар четко придерживается избранной при снятии показаний линии. Он был там, был в углу, разговаривал с бойцом, и если он утверждает, что парня много раз ударили по голове, значит, так и было. Доказать обратное Макс не в силах.

Затем я вызываю нашего эксперта доктора Теслмана, бывшего психиатра, который теперь подрабатывает, выступая в качестве свидетеля-эксперта. На нем черный костюм, накрахмаленная белоснежная рубашка с маленькой красной бабочкой, а очки в роговой оправе и развевающаяся грива седых волос лишь подчеркивают его редкую импозантность. Я неторопливо выясняю его профессиональную квалификацию и опыт и представляю в качестве эксперта в области судебной психиатрии. У Макса нет возражений.

Затем я прошу доктора Теслмана объяснить простыми словами суть правового понятия «волевой психоз», которое наш штат принял десять лет назад. Улыбнувшись мне, он переводит взгляд на присяжных с видом старого профессора, собирающегося поболтать с обожающими его студентами, и говорит:

– Психоз, характеризующийся расстройством воли, просто означает, что человек, который психически здоров, делает что-то неправильно и при этом осознает, что это неправильно. Однако в момент действия он настолько психически неуравновешен или невменяем, что просто не может заставить себя остановиться. Он знает, что это неправильно, но не может контролировать себя и совершает преступление.