И в этот момент со стороны лагеря захлопали приглушенные, словно в кино, где герои бегают с оснащенным глушителями оружием, выстрелы. Нет, может, Гномов и не понял бы, что это именно выстрелы, но несколько шальных пуль визгливо срикошетировали от брони. Сверзившись с десантных сидений на пол боевого отделения, ефрейтор, скорее автоматически, нежели по велению сердца, взгромоздился на свое место и приник к перископическому прицелу. Подвернул башню, вгляделся – и, тихо охренев от увиденного, нащупал гашетку. В лагере были чужие! И не просто чужие, а чужие в амерском лесном камуфляже – тоже в кино видел, ага! И они… ефрейтор сглотнул ставшую внезапно вязкой и кислой слюну, УБИВАЛИ пацанов-стройбатовцев! Не брали в плен, не сгоняли в одно место, а просто методично расстреливали, двигаясь от палатки к палатке.

Приближение ТНП-205 позволяло рассмотреть происходящее во всех деталях… но лучше б он этого никогда в жизни не видел. Самым же поразительным было то, что безоружные строители пытались атаковать в ответ: атаковать, вооружившись кто лопатами или кирками, кто ломами, а некоторые и вовсе шли врукопашную! Остановить противника это, разумеется, не могло, опередить выпущенную в упор пулю невозможно, но вот метко брошенная кем-то лопата опрокинула на землю одного из камуфлированных. А здоровый парняга под два метра ростом, получив в грудь короткую очередь, успел с размаху опустить тяжеленный лом на руку своего убийцы, тут же неестественно повисшую….

Больше не раздумывая, Гномов крутанул винтовой механизм вертикальной наводки, довернул башню – и открыл огонь. Башенный КПВТ калибром четырнадцать с половиной миллиметров гулко закашлялся, выхаркивая горячие стреляные гильзы на броню. Первая, пристрелочная очередь пошла выше цели, срубая ветви и сочно шлепая по брызжущим щепой стволам сосен, вторая смертоносным веером лупанула по разоренному лагерю. Отличить нападавших было несложно: камуфляж разительно отличался от вылинявших костюмов строителей. Кроме того, у противника было оружие. Да и наших осталось не так и много…

Пальцы словно закостенели на спуске, а обостренное стрессовой ситуацией сознание выхватывало лишь отдельные картинки боя: вот тяжелая пуля оторвала у одного из солдат противника руку вместе с зажатой в ней штурмовой винтовкой «М4», вот еще одна превратила чью-то голову в алое облако из размозженных динамическим ударом тканей. Вот серия в три выстрела пересекла затянутое в камуфляж тело на уровне груди, практически перерезав пополам. Вот в прицеле мелькнул солдат с трубой РПГ в руках. Самый краешек огненного прута – в конце ленты отчего-то оказались забиты исключительно трассеры – мазнул по фигурке, опрокидывая ее в кусты – уже без ноги и с развороченным боком. Базуку подхватил его товарищ, вскинул на плечо…

Глухо зарычав, Гномов отпустил наконец гашетку и рванулся к десантной дверце, так и оставшейся распахнутой. Жизнь сейчас сосредоточилась в этом светлом пятне в форме перевернутой трапеции. Покинуть обреченный бэтээр ему помогла ударная волна, упруго пихнувшая в спину и вышвырнувшая в кусты. Позади глухо бухнуло, и «восьмидесятка» вздыбилась, раскидывая вокруг вышибленные взрывом люки и сорванный с брони шанцевый инструмент. Над бронетранспортером поднялся султан грязно-серого с оранжевыми прожилками загоревшейся солярки дыма. Противопульная броня БТР-80, разумеется, не смогла противиться шведско-американскому одноразовому гранатомету М136 LAW…

…«Деды» Рыбченко и Дронов лежали в кустах, наблюдая картину… неприглядную, в общем, картину. В лагере хозяйничали чужие. Во всех смыслах – чужим был и камуфляж, и экипировка, и оружие. Хотя оружие как раз оказалось знакомым – амерские «М4» с толстыми трубками ПББС на стволах. Оружие американского спецназа, между прочим…

В том, что на них напали именно американцы, оба «деда», в принципе, не сомневались. Ибо уже сложили два и два, получив ожидаемые пять.

– Ну и что делать будем? – Рыбченко толкнул в бок Серегу. – Въехал, кто они?

– Ну, въехал, и чо? – Дронов пожал плечами. – Амерский десант, бля. Ты ж сам говорил, «задание особой важности», медаль навесят, досрочный дембель, все дела.

– Так делать-то что? Можно в тайгу, например, свалить. Временно. В пяти километрах десантура забазировалась – наверняка уже про шухер знают. Счас примчатся, дорога для бээмдэ вполне проходимая. А мы кто – просто строители, а?

– Слушай, Антоша. Еще одно слово, и я тебе хлебало разнесу почище амера, понял, сука?! Там наших пацанов покрошили, а ты? Дерьмо ты, комод е…ный!

– Успокойся! – Рыбченко криво ухмыльнулся. – Хотел бы – узвиздел уже. Нам стволы нужны, а они где? Правильно, в палатке, вон там, за горушкой. А амеры о ней знают? Хер им! Не знают. Значит, нам туда.

– Погнали, что ль? – Дронов пожал плечами под той самой вылинявшей до белизны курткой, что спутала просчитанные в Пентагоне планы американцев.

– Угу, – Рыбченко лихо крутанул перед собой единственное их оружие, малую пехотную лопатку, подобранную по дороге. – Вперед?

– И это, комод… попробуй мне только подохнуть! – Серега подозрительно всхлипнул носом, но тут же взял себя в руки. А еще он взял в руки полутораметровый лом, невесть кем и зачем воткнутый в отвал. – Пошли, Тоша. Это есть наш последний и решительный бооой…

– Слушай, Дронов. Может, мы и погибнем сейчас, как герои, но только, бля… не пой! Затрахал уже, чесслово…

– А хочешь, – ефрейтор сдавленно и слегка нервно заржал. – Я ихний гимн спою?

– А ты что, знаешь? – обалдел товарищ.

– Нет, конечно. Но мелодию примерно помню: ту-ту-ту-ту-тутууууу-ту…

– Заткнись, меломан херов! – передернулся комод. – Вообще заткнись. Дальше ползем на брюхе – и молча. Вон туда. Ты первый, я следом. Все, давай, пошел…

До палатки с оружием добрались минут за десять, найдя возле нее насмерть перепуганного первогодка Редькина с автоматом, даже не снятым с предохранителя. Караульный прятался в кустах и, похоже, мало что соображал от страха, потому первое, что сделал Дронов – в воспитательных целях и в качестве единственно доступного противошокового – легонько съездил салабону по физиономии. После чего отобрал оружие и отстегнул магазин, убедившись, что тот полон. Стянув с Редькина подсумок с запасными рожками, «деды» отправили его за палатку, наказав не высовываться и не мешать.

Слегка пришедший в себя «годок» попытался было качать права насчет отсутствия приказа командира на выдачу оружия, но вид подсунутого под нос увесистого дембельского кулака подействовал поистине магически. Расшнуровав полог, Дронов вытащил наружу ПКМ с коробом на двести пятьдесят патронов, а Рыбченко прихватил еще пару «калашей», невскрытый цинк и несколько магазинов, за набивку которых немедленно засадили бывшего караульного.

В разоренный лагерь по здравом размышлении решили не соваться – помочь уцелевшим товарищам они вряд ли смогут, а против отделения амерского спецназа двое стройбатовцев, отстрелявших на полигоне аж по три патрона, за которые сами и заплатили из первого заработка, как-то не особо катили. Потому просто установили пулемет метрах в двадцати от палатки, наспех оборудовав позицию под старым гнилым выворотнем, и стали ждать, уверенные, что другой дороги у противника нет.