С той стороны двери донесся тихий горький смешок, потом шорох и медленные шаги в сторону кухни. Вероника поднялась с пола, умылась и расчесалась, посмотрела в зеркало. Отражение выглядело таким несчастным, что она была сама себе противна, но что-то изменить никак не получалось. Собравшись с силами, она открыла дверь и вышла, медленно пошла в кухню, не поднимая глаз и чувствуя себя из-за этого ещё ужаснее. Взяла нож и продолжила возиться с овощами. Со стороны министра Шена тянуло такой плотной, тяжелой смесью вины и чего-то непонятного, но крепкого и сильного, что Вере казалось, у неё сейчас плечо сводить начнет от этого излучения. Наконец он сказал:

— Бросайте, черт с ней, с едой. Пойдемте почитаем лучше.

— Не хочу, я уже начала. Почитайте вы мне. Там, на столе две книжки, выбирайте любую.

— Хорошо. — Он встал и ушел за книгой, качнувшийся от его движения воздух заставил её покрыться болезненными мурашками и крепко зажмурившись, обозвать себя дурой, которая страдает ерундой.

«Он сказал тебе, ничего не будет, это от нас не зависит. Черт.»

Она начинала жалеть, что так легко отказалась от ответа на свой вопрос.

Министр вернулся и стал читать ей книгу по истории, Вера слушала его голос, иногда одергивая своё глупое сознание, норовящее отключить смысловую составляющую и наслаждаться чистым звуком.

«Господи, как же я хочу, чтобы вы были счастливы…»

Перед глазами опять поплыло и она насильно заставила себя слушать, не отвлекаясь на глупости.

* * *

Через час она достала из духовки исходящую паром картофельную запеканку с рубленым мясом и овощами, внезапно поняв, что тоже проголодалась. Поставила на стол тарелки, увидела откровенно голодные глаза министра Шена и тихо рассмеялась, вручая ему вилку:

— Осторожно, горячее. Приятного.

— И вам, — вопреки всем предупреждениям, он вонзил вилку в свою порцию сразу же, сунул в рот, обжигаясь и жмурясь от удовольствия, прожевал и шепотом простонал:

— Божественно! Где вы были всю ту бесконечную неделю, пока Булат травил меня супчиками?

— Здесь, — с грустной улыбкой вздохнула Вера, — вы же знаете, я не могу отсюда выйти.

Он положил вилку и снял с шеи веревочку с кулоном в виде тонкой стеклянной трубки, положил на стол:

— Это вам, — увидел непонимающий взгляд Веры и пояснил: — Это магический ключ. С ним вы можете выйти из квартиры и войти обратно. Только будьте осторожны, он стеклянный. Если вам покажется, что вас пытаются вывести против вашей воли, можете его снять — тогда контур вас не пропустит. Или сломать, достаточно бросить на пол и раздавить каблуком, он лопнет. А это ключ от входной двери. — Он достал из кармана обычный металлический ключ и тоже положил на стол, неуверенно, как будто сомневался, верно ли поступает.

— Ясно, — Вера подняла брови, надевая кулон и пряча под рубашку, взяла ключ, тоже спрятала в карман, — спасибо.

— Не за что, — он чуть улыбнулся и опять взял вилку, — это самое малое, что я могу для вас сделать. А у вас уже три желания, думайте быстрее. — Он указал глазами на окно, с секретным видом шепнул: — Сегодня было солнечно, но скоро начнется сильный ветер, до бури. Он будет выстуживать город дня три-четыре, потом пойдут дожди, а через пару месяцев уже зима. Снега в Оденсе почти не бывает, но очень холодно и ветрено. Вам понадобится теплая одежда, пуховик или шуба. Я могу достать на севере такие меха, которые легальным путем сюда не привозят, — он интригующе приподнял брови, — как вам серебристая норка?

— Очень милый зверёк, — виновато вздохнула Вера, — я не ношу мех.

— В смысле? — Министр аж вилку положил и выпрямился, Вероника пожала плечами и ещё сильнее вжала голову в плечи:

— Это такое движение, вроде вегетарианства, против убийства животных ради меха.

— Именно для этого на них и охотятся, — терпеливо ответил министр, — ради меха, да.

— И это плохо, — тихо вздохнула она, — нельзя убивать пушистых милашек только за то, что они красивые.

— Они теплые, — министр взялся за виски, закрыл глаза и медленно сказал: — Из меха шьют шубы, чтобы надевать и не мерзнуть. В вашем мире по-другому?

— В моём мире достаточно синтетических материалов, которые с успехом заменяют мех по теплоизоляционным свойствам. У нас мех носят не ради тепла, а ради выпендрёжа. Это очень дорого.

— Но носят? — уточнил министр, — я видел в ваших фильмах женщин в мехах, значит, всё-таки носят?

— Не все, — осторожно сказала Вера.

— Конечно, не все, — фыркнул он, — потому что не все могут себе это позволить. Вы почему решили не носить?

— Не хочу надевать часть безобидного пушистого создания, которое убили ради шкуры, — почти шепотом ответила Вера, сжимаясь под его раздражённым, непонимающим взглядом. Министр глубоко вдохнул, потер лоб и медленно качнул головой:

— Тонг… мечтатель! Мало ему было просто женщины-воина, он захотел красивую и такую, которой не нужно повторять дважды, ещё чтобы готовила, вышивала, пела и при этом не была жадной на золото и мех. Я знал его много лет, но даже я не знал, что он такой скупердяй. — Он глубоко вдохнул, убито посмотрел на Веронику и развел руками: — И что теперь с вами делать?

«Если я скажу, вы покраснеете.»

— Не надо ничего со мной делать, кушайте, не берите дурного в голову, — успокаивающе улыбнулась Вера, — давайте волноваться последовательно.

Он угрюмо нахмурился и опять взял вилку, в очередной раз блаженно зажмурился, прожевал и сказал:

— Барт просил взамен последнего блинчика принести ему что-нибудь от вас.

— Отнесете что останется, — кивнула за спину Вера, министр нахмурился:

— Я думал, это всё мне.

— Вы же лопнете.

— Не лопну, я крепкий, — пробурчал он, Вероника тихо хихикнула и он тоже улыбнулся, но тут же опять прикинулся надутым: — И жадный. Никому не стоит влезать между мной и моей едой.

— Поставьте на запеканке печать, чтобы все знали, — иронично фыркнула она, он кивнул:

— И поставлю. — Полез во внутренний карман, покопался и сдулся: — Я оставил печать в кабинете. Всё, сожрут мою еду.

— Я этого не допущу, — сделала ответственную морду Вера, он кивнул:

— На вас одна надежда, — выскреб тарелку и протянул: — Ещё.

Вера взяла и пошла за добавкой, вернулась за стол, задумалась о печати, уже хотела спросить, но встретила его настороженный взгляд и промолчала, он усмехнулся:

— Это фамилия. — Вера опять подняла голову, удивленно посмотрела на министра, он неохотно пробормотал, копаясь вилкой в еде: — Тот иероглиф, которым вы пытали Двейна. Он действительно переводится как «юг», но если вы снимете мыслеслов, то будете слышать цыньянское слово «юг» как «кан». Самая южная провинция Империи называется Кан и её правитель носит наследуемый титул правителя Кан. До войны этот титул носил мой дед, тот самый правитель побережья, чья совесть оказалась покрепче и который сбежал со своей семьёй в столицу Империи, а потом вместе с императором Ву подписал договор о капитуляции и присоединении Четырёх Провинций к королевству Карн.