– Плита?

– Газ, – комбат поднял указательный палец.

В этот момент как раз щелкнул калорифер, и краем глаза Секель успел заметить электрическую искру.

– Понял? А если не понял, то скоро сообразишь, в чем дело.

Больше ничего не говоря, комбат вышел в прихожую и, подхватив с пола выроненные Секелем ключи, вывел Наташу на лестничную площадку.

– Десяти минут с них хватит, – проговорил он, галантно открывая дверь и выпуская Наташу на улицу.

Они стояли под козырьком подъезда, с наслаждением дыша свежим воздухом. Как ни пыталась девушка вызвать в своем сердце жалость к оставшимся наверху бандитам, ей это не удавалось. Наоборот, какое-то странное злорадство чувствовала она, думая о них.

– А не выпутаются? – осторожно поинтересовалась она. – Не думаю. Связал их крепко.

Хотя от безысходности чего не сделаешь? Небось, они сейчас один другому зубами пытаются перегрызть ремни на руках.

Когда комбат и Наташа снова вошли в квартиру Секеля, они увидели именно то, о чем умозрительно рассуждал Рублев. Секель и Тхор лежали на ковре валетом и с остервенением грызли толстые кожаные ремни. Секель изо всех сил рванул ногами, тщетно попытавшись разорвать толстую кожаную полосу.

– Зубы не поломали, ребята? В тюрьме стоматологи паршивые.

У Наташи даже немного кружилась голова.

С кухни в прихожую втекал дурманящий газ.

– Поищи что-нибудь, – сказал комбат, обращаясь к Наташе, – такое.., помягче и поплотнее, чтобы им рты заткнуть. А я их на кухню перетащу. Головой в духовку сперва одного, потом другого. Отключатся, мы и уйдем.

– Калорифер выключи! – взмолился Секель, когда комбат сделал шаг в прихожую.

– С какой стати мне его выключать? – Борис Рублев пожал плечами. – Тебе надо, ты и выключи. Но даже это тебя не спасет. Ну, выдернешь ты вилку из розетки зубами, а краники с вентилей на кухне я все равно снял. Не повернешь их, газ не отключишь. А стеклышки ты себе такие поставил на окна, фирменные, что головой не прошибешь. Так что пеняй на себя сам.

Комбат подтащил упирающегося Тхора к батарее парового отопления и привязал его к одной из секций, а Секеля потащил в другую комнату, где тоже привязал к трубе.

– Есть у меня к вам, ребята, предложение, – сказал комбат, стоя в коридоре между дверями, ведущими в обе комнаты. – Тот, кто из вас расколется первым, – уйдет. А второй, кто промолчит, останется здесь вместе с деньгами и включенным газом. Времени у вас немного, а то у меня уже в горле першит, – комбат закашлялся.

Наташа, не выдержав, подбежала к розетке и вытащила вилку калорифера.

– Я тебя не об этом просил. Или хотя погоди. Может, они еще одумаются, рано им рты затыкать?

– Черт с тобой, – прохрипел Секель, – делай, что хочешь, только тебе ни хрена не скажу! – при этом он усиленно подмигивал, показывая комбату, что согласен сообщить то, что знает, но опасается своего приятеля.

– Я скажу, – шептал Тхор Наташе во второй комнате, – все, как на духу. Только мне нужны гарантии.

Комбат усмехнулся, зашел на кухню и выключил газовые краны, приоткрыл форточку.

«Отлично, можно будет оба признания сравнить», – подумал Борис Иванович и присел на корточки возле связанного Секеля.

– Хрен я тебе что скажу! – с подобострастным выражением на лице крикнул тот и тут же зашептал. – Жив ваш брат, ничего с ним пока не стало.

– Пока? – переспросил комбат.

– Это все Червонец, не я!

Минут десять ушло на то, чтобы выяснить кто такой Червонец и где расположен дом, где держат Андрея Рублева. Время от времени Секель вновь громко кричал, что ничего не скажет, что бы с ним не делали.

Тем же самым занимался и Тхор с той только разницей, что все, о чем знал, выложил Наташе. Из рассказа Секеля комбат почерпнул много ценного. Он не только узнал, кто такой Червонец и где его искать, но также понял, если он не доберется до Червонца сам, то его брату осталось жить день, не больше.

Во время этой душеспасительной беседы внезапно зазвонил телефон. И Секель, и Тхор смолкли одновременно.

– Кто это может быть? – спросил комбат.

Затем быстро прикрыл дверь в комнату, чтобы разговора не мог услышать Тхор, и предупредил бандита:

– Будешь говорить так, будто ничего не случилось. Ясно? – и положил руку на горло Секелю.

Затем снял трубку и поднес ее тому к уху.

Секель опасливо покосился на мощную руку комбата и понял: если он вздумает дурить, то даже не задохнется, позвонки раскрошатся в пальцах этого человека так, как раскрошились угольки тлеющего кончика сигареты.

– Да, это я, – отвечал в трубку Секель.

– Червонец? – одними губами спросил комбат.

Бандит кивнул.

– Почему задерживаетесь? – спросил Червонец.

– Джип барахлит, зашел масло взять.

– Тогда ребята выезжают без вас. Компаньоны ждать не станут, вы их нагоните.

– Нагоним, обязательно нагоним, – пообещал Секель.

– Поспеши, – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, посоветовал Червонец.

Трубка смолкла. Комбат аккуратно положил ее на рычаги и вопросительно посмотрел на Секеля.

– Они выезжают на Москву, – не дожидаясь, пока Рублев нажмет ему на кадык, затараторил бандит.

– Сколько людей останется в доме?

– Не знаю.

– Ну что ж, – вздохнул комбат, – и то хлеб.

Затем наскоро обшарил карманы Секеля и вытащил ключ от машины. Поднялся, пошел к двери. Затем на секунду приостановился, вернулся к телефону, поставил его на пол и раздавил каблуком ботинка. Затем для надежности оторвал провод. Вновь оказавшись между двумя дверями, ведущими в разные комнаты, комбат сказал:

– Что ж, ребята, раз никто из вас ничего говорить не хочет, то придется мне оставить вас одних вместе с деньгами, – он бросил пакет на ковер. – Жаль только, на телефон наступил, иначе бы отсюда милицию вызвал.

– Ты что! Ты что, – зашипел Секель, – я же тебе все рассказал!

– Неужели? – пожал плечами комбат. – Я что-то ничего не услышал.

Он взял с полки в прихожей две пары кожаных перчаток и запихал их в рот, как кляп, сперва Тхору, затем Секелю.

– Молитесь, ребята, чтобы со мной ничего не случилось, иначе некому вас будет вызволить.

Комбат погасил свет и вновь включил калорифер.

– Еще один совет: мочитесь в штаны и не дожидайтесь, пока у вас лопнут мочевые пузыри.

Оказавшись на лестничной площадке, комбат наморщил лоб, потер виски.