С рассветом 6 (18) октября, английские батареи открыли огонь по 3-му и 4-му бастионам и по Малахову кургану и действовали усиленно до самого вечера. Перекрестный огонь, которому подверглась накануне правая ланкастерская (Пятиглазая) батарея с бастиона Корнилова и с судов на рейде[124], заставил англичан направить из пяти орудий, стоявших на батарее, два для обстреливания рейда, а через несколько дней были сняты с батареи все орудия, кроме ланкастерской 68-фунтовой пушки, продолжавшей стрелять по нашим судам. С тех пор у нас стали называть Пятиглазую батарею Циклопом.

Французские же батареи не открывали огня весь день 6-го (18-го), и потому с нашей стороны по ним производились выстрелы лишь изредка, чтобы мешать работать. Против англичан, с бастионов 3-го и 4-го, продолжалась непрерывная пальба, вообще же в сей день нами выпущено снарядов до 10 тысяч. У нас выбыло из строя, большей частью на 3-м бастионе, 83 человека убитыми и 460 ранеными. Потери, наносимые выстрелами с батарей Зеленой горы, продольно левому фасу 3-го и косвенно правому фасу 4-го бастиона, заставили нас устроить на них траверсы через каждое орудие.

Французы, в предшествовавшую ночь и в день 6 (18) октября, вывели участок первой параллели, длиною до 200 сажен, от батарей на Рудольфовой горе к капитали 4-го бастиона, что открыло главному распорядителю наших инженерных работ, полковнику Тотлебену, намерение союзников – отказаться от неотлагательного штурма и приступить к правильной осаде Севастополя.

Неудача французов и упорное сопротивление защитников Севастополя навели опасения на англичан и заставили их усомниться в успехе предприятия союзников, в особенности после записки, поданной лорду Раглану г. Каттлеем, который, проведя несколько лет в Крыму, полагал, что зимовка в этой стране могла быть гибельна для английских войск. По странному стечению обстоятельств, Раглан получил эту записку одновременно с номерами «Таймс» от 4-го и 5-го октября н. ст., в коих помещено было известие о взятии Севастополя союзными войсками.

Редакция знаменитой газеты, не ограничиваясь сообщением этой важной новости, изъявляла мнение, что наш государь будет принужден удалиться из своей столицы и искать убежища «где-либо между Москвою и Казанью». Наполеон III, тогда находившийся в лагере при Булони, также основываясь на слухах, объявил войскам своим о падении Севастополя. Легко вообразить, как были недовольны союзные главнокомандующие преждевременными торжествами мнимого успеха, и в особенности тогда, когда пришлось отложить надежду на быстрое решение дела.

Защитники Севастополя, борясь в течение целых дней с неприятелем, успевали по ночам не только исправлять, но и возводить новые укрепления. 7 (19) октября с нашей стороны выпущено зарядов 14 тысяч, и с 8-го (20-го) по 13-е (25-е) ежедневно от 10 до 12 тысяч (от 1500 до 2000 пудов пороха).

Несмотря на то что, начиная с 7 (19) октября, французы опять содействовали англичанам огнем своих батарей, потери, понесенные севастопольским гарнизоном в продолжение шести дней, с 8 (20) по 13 (25) октября, значительно уменьшились в сравнении с теми, которые понес гарнизон в первые три дня бомбардирования, именно ежедневный урон средним числом простирался всего до 254 человек.

Причинами тому были, во-первых, сооружение новых траверсов и других защит и, во-вторых, искусство, которое приобрели опытом продолжительного бомбардирования «сигнальщики» – большей частью матросы – усматривать на полете большие снаряды и извещать об их направлении прислугу и прикрытие орудий.

По протяжному крику сигнальщика «пушка-а-а!» каждый из людей, не занятых своим делом, скрывался за соседним траверсом; по крику «мартелла!» или «мартына!», дающему знать о полете на батарею бомбы, люди ложились либо уходили в блиндаж, но не прежде, как по второму крику: «Бомба!», потому что в продолжение ее медленного полета сигнальщик успевал оповестить о ней вторично.

Впрочем, падение снарядов иногда было так часто, что сигнальщик не имел возможности следить за их полетом, и тогда никто не обращал на них внимания. «От руки Божией не уйдешь», – говорили наши солдаты.

Союзники, будучи принуждены отказаться от покушения овладеть Севастополем открытой силой, избрали главным пунктом своей постепенной атаки 4-й бастион капитан-лейтенанта Завадовского, который был окружен с трех сторон командующими высотами, что способствовало осаждающему, расположив батареи дугою на пространстве трех верст от Рудольфовой до Зеленой горы, охватить ими незначительный фронт бастиона, длиною не более версты, и, пользуясь местностью, образующею склоны к нашей стороне, устроить батареи в несколько ярусов, амфитеатром.

Местность, на которой находился 4-й бастион, составляя узкую высоту между широкими балками с весьма крутыми берегами, не дозволяла пристраивать к бастиону фланкирующие части для доставления ему близкой перекрестной обороны, и потому приходилось оборонять впередилежащую местность малодействительными выстрелами с отдаленных батарей, расположенных позади 3-го и 5-го бастионов.

К тому же, 4-й бастион по положению своему представлял союзникам удобство доставки орудий, снарядов и материалов от Камышевой бухты. Вместе с усиленным бомбардированием 4-го бастиона, французы действовали по бастионам 5-му и 6-му, как для ослабления стоявшей на них артиллерии, так и для отвлечения внимания от пункта главной атаки. […]

В ночь с 8-го на 9-е (с 20-го на 21-е) для замедления неприятельских осадных работ были высланы с 1-го отделения на Рудольфову высоту 212 охотников, от Минского и Углицкого полков, 5-го резервного батальона Белостокского полка и 33-го флотского экипажа, в двух отрядах, под начальством лейтенанта Троицкого и мичмана князя Путятина.

Захватив врасплох часовых, наши охотники ворвались в траншеи, взошли на батареи № 3 и 4, перекололи сонных французов и заклепали 7 (по другим сведениям – 19) орудий. Прибытие на батареи неприятельских резервов заставило отступить наши небольшие отряды, с потерею убитыми четырех и ранеными 15 человек. В числе убитых находились оба начальника наших отрядов.

В ночи с 9 на 10 (с 21 на 22) октября французы вывели подступы из первой параллели, по капитали 4-го бастиона и против редута Шварца, и заложили участок 2-й параллели. С приближением французских траншей на 200 сажен к 4-му бастиону, можно было уже действовать по ним картечью, причем требовалось неусыпное наблюдение за неприятелем ночью. С этою целью в ночь на 18 (25) октября вместо обыкновенной цепи парных часовых впереди 4-го бастиона были выставлены два сильных секрета, до 20 человек в каждом, составленные из пластунов, привычных к наблюдению за неприятелем.

По первому донесению из секретов о появлении неприятеля у вершины Городского оврага секреты были сняты и открыт сильный картечный и штуцерный огонь в указанном ими направлении, а через четверть часа пальба прекращена и снова высланы секреты. Таким образом действуя, то высылая секреты, то обращая огонь на указываемые ими пункты, мы замедляли работы неприятеля, который в продолжение всей ночи успел вывести только один короткий зигзаг от оконечности второй параллели.