черте оседлости, отмечал: «В торговом классе евреи составляют здесь почти 3/4 (72,8 %), но в отдельных отраслях торговли участие евреев еще выше. В Северо-Западном крае на тысячу занятых торговлей приходится во всей черте в среднем 866 евреев, на тысячу торгующих зерновыми продуктами приходится во всей черте в среднем 930 евреев — иначе говоря, почти вся хлебная торговля в еврейских руках».

Значительно возросло число ремесленников. Авторы «Еврейской энциклопедии» указывали, что «по отношению ко всему ремесленному населению городов и местечек черты еврейской оседлости евреи-ремесленники составляют около 80 %». Новым фактором стало появление целого слоя лиц, занятых наемным трудом. По данным Еврейского колонизационного общества, их численность достигала 392 тыс. человек (8,04 %) всего еврейского населения. Большинство из них являлись подмастерьями и учениками, что укладывалось в традиционные цеховые формы. Вместе с тем в начале XX в. на фабриках и заводах было занято 45 тыс. человек, чернорабочих насчитывалось 92 тыс. человек. На предприятиях промышленного Юга, хорошо знакомых с безработицей, новое пополнение воспринималось весьма враждебно.

Таким образом, погромы начала 80-х годов и принятые по их следам правительственные меры еще крепче затянули узел противоречий в черте еврейской оседлости.

II

Эти противоречия проявились в 1903 г., который запомнился трагическими событиями в Кишиневе и Гомеле. Погромы вспыхнули всего в двух городах, но они были гораздо более ожесточенными, чем волнения 80-х годов. Акты массового насилия являлись своего рода предвестниками эпохи, которую вскоре суждено было пережить России. И на этот раз социально-экономический фактор был определяющим. Кишинев и Гомель входили в черту еврейской оседлости. В Бессарабской губернии, центром которой был Кишинев, евреи составляли 37,4 % городского населения, а в Могилевской губернии, в которую входил Гомель, доля евреев в городах достигала 52,6 %. Излишне говорить, что торговля в значительной степени была монополизирована еврейской общиной. В Кишиневе из 221 крупного купца 134 были евреями. Город стал одной из первых арен погромов в апреле 1881 г.

За два десятилетия, миновавшие со времени массовых погромов 80-х годов, еврейское население интенсивно политизировалось, оправдав мрачные предчувствия руководителей тайной полиции. В 1892–1902 гг. из 1178 человек, привлеченных к дознанию по делам народнических (эсеровских) организаций, евреями были 181 (15,4 %), а среди 5047 привлеченных по социал-демократическим кружкам — 1180 человек (23,4 %). В том и другом случае это значительно превышало долю евреев в общей массе населения.

В силу ряда обстоятельств, главными из которых являлись ограничительные законы, евреи оказались активными поборниками гражданских свобод. Будучи вовлеченными в частное предпринимательство и торговлю, евреи неизбежно должны были встать в оппозицию к режиму, носившему на себе неизгладимый отпечаток феодальной эпохи. Однако новые идеи охватили отнюдь не все еврейское общество. Основная масса сохраняла ортодоксальное мышление, сторонилась политики и вообще старалась свести к минимуму свои контакты с иноверцами.

Политизированная часть еврейской общины, в свою очередь, была разделена на различные течения. Было мало общего между купцом, считавшим буржуазные порядки идеалом общественного устройства, рабочим, мечтавшим о справедливом перераспределении богатств, и интеллигентом, обратившим мысленный взор на Палестину. Евреи принадлежали к партиям, выдвигавшим взаимоисключающие программы. Они примыкали к эсерам и в то же время создали свою национальную организацию «Бунд» среди социал-демократов. Не надо думать, что евреев привлекали исключительно партии, провозгласившие своей целью установление социализма. Идеи сионизма также нашли быстрый отклик у российских подданных еврейского происхождения. В 1898 г., согласно докладу II Базельского конгресса сионистов, в России было создано 373 сионистские организации, а Департамент полиции насчитал в том же году 800 сионистских групп. Существовала также партия «Паолей-Цион», сочетавшая в своей программе сионизм и марксизм, и другие организации.

Антисемитская пропаганда не учитывала этих нюансов. Она изображала евреев сплоченной массой, стремящейся подорвать устои империи. Одной из видных фигур антисемитского фронта был уроженец Кишинева П.А. Крушеван — уже известный нам редактор газеты «Знамя», на страницах которой впервые были опубликованы «Протоколы сионских мудрецов». В Кишиневе он издавал газету «Бессарабец». Евреи прямо обвиняли редактора в подготовке погрома, сионист Пинхус Дашевский даже пытался отомстить ему при помощи кинжала. Антисемитские настроения господствовали среди конкурентов евреев по торговым делам. Купец Г.А. Пронин печатал зажигательные статьи и фактически подстрекал русское и молдавское население к расправе над иноверцами. Свой вклад в раздувание национальной и религиозной розни внесли наиболее консервативные круги православного духовенства. Пронин поддерживал контакты с Иоанном Кронштадтским. Некоторые послания известного проповедника звучали как обличения иудеев.

Волнения в Кишиневе начались 6 апреля 1903 г. — в первый день православной Пасхи. За неделю до православного праздника отмечалась Пасха по иудейскому религиозному календарю. По старинному поверью, эти дни считались опасными для христианских детей, так как евреи якобы использовали их кровь для религиозных обрядов. Непосредственно перед погромом распространились слухи, что в соседних Дубоссарах было совершено ритуальное убийство. В самом Кишиневе передавали за достоверное, что некий еврейский врач пытался выцедить кровь из девушки-прислуги. Хотя эти слухи оказались ложными, следующий день ознаменовался разгромом синагоги и массовым грабежом еврейских жилищ. К полудню 7 апреля произошло первое убийство, а к вечеру насчитывалось 42 убитых (38 евреев и 4 христианина). На третий день погром был прекращен.

По аналогии с 1881–1882 гг. оппозиционные элементы возложили вину за кишиневский погром на царское правительство в целом и министра внутренних дел в частности. Плеве оказался в положении человека, вторично заподозренного в подготовке межнациональных столкновений. В России подобные подозрения не могли быть высказаны вслух из-за цензурных препятствий. Однако в иностранной прессе появились обвинения в адрес русского министра. Публиковалось конфиденциальное письмо Плеве бессарабскому губернатору Р.С. фон Раабену, в котором министр рекомендовал снисходительно относиться к борьбе христианского населения против своих врагов. Подлинность данного документа вызывает серьезные сомнения. Равным образом представляются неубедительными другие улики против Плеве. Частные письма к подчиненным были совсем не в духе действий министра. Генерал фон Раабен, по утверждению хорошо осведомленных лиц, был человеком, далеким от министра и никогда не удостаивавшимся его доверия.

Архивные документы свидетельствуют, что министр, получив сообщения местных властей, предпринял все предписанные законом меры для восстановления спокойствия. Плеве также доложил царю о сделанных им дополнительных распоряжениях: «Несмотря на вызванные войска и арест свыше 60 буянов, беспорядки продолжаются. Губернатор ходатайствует об объявлении усиленной охраны. Ходатайство это мною удовлетворено по телеграфу».

После подавления волнений министр испросил высочайшего согласия на отставку генерала фон Раабена. В Кишинев для расследования действий местных властей был направлен директор Департамента полиции А.А. Лопухин. Он не обнаружил никаких следов умышленной подготовки погрома, но не мог отделаться от почти инстинктивного ощущения, что события не обошлись без косвенного участия полицейских чинов. Двусмысленную позицию занимали жандармские офицеры. За два дня до погрома