Утром при поддержке пехотинцев в камуфляже в Арнем вошел батальон «Королевских тигров»[870] и с грохотом пересек площадь Виллема со стороны Велпа. «Однако 60-тонный танк-колосс, – признавал генерал-оберст Штудент, – не мог быть особо эффективным в бою на узких улочках и между домами»[871]. По крайней мере, не было риска, что танки раздавят орудийные расчеты. Артиллерийские орудия на гладком асфальте могли откатиться метров на десять при каждом выстреле, и было непросто отскочить вовремя. Боевая группа Бринкмана тем временем «перешла от периода исключительно жестоких ночных боев, – писал бригадефюрер Хармель, – к выкуриванию отдельных очагов сопротивления с помощью “панцерфаустов” и огнеметов»[872]. Обдав англичан дымом, отряд Бринкмана двинулся вперед. «Взяли очень много пленных, в основном раненых».

В школе капитан Эрик Маккей выдал каждому из своих саперов по две таблетки бензедрина, но сам не принял ни одной. «Люди были изможденные, грязные, – писал Маккей. – Меня до печенок пробирало, когда на них смотрел. Измученные, замызганные, с красными воспаленными глазами. Почти на всех была затасканная полевая униформа, и повсюду кровь»[873]. Их лица с трехдневной щетиной почернели от тушения пожаров. На бинты врачи резали десантные халаты и штаны. Все страдали от невыносимой жажды. Пили ржавую воду из уцелевших радиаторов.

Школа Ван Лимбург-Штирум теперь выглядела как решето. «Куда ни глянь, дневной свет»[874]. Это был последний британский редут на восточной стороне моста, поэтому немцы снова обрушили на здание мощный огонь. Маккей был обеспокоен, боялся, что рухнет потолок, на что надеялся Хармель с его тактикой подрыва зданий систематически сверху вниз. Снаряды одного из «Королевских тигров» опять подожгли его еще утром.

Маккей понимал, что срочно нужно что-то сделать для тридцати пяти раненых в подвалах. Майор Льюис сам пострадал от очередного взрыва. Осталось только четырнадцать здоровых бойцов, и, если бы огонь усилился или стали рушиться перекрытия, им не хватило бы времени вывести всех раненых. Они решили прорываться, отдать школу, а раненых в подвалах оставить на попечение немцев. Шестеро пошли в авангарде с уцелевшими «Брэнами», восемь человек несли на носилках четверых раненых. Но прорыв к свободе был недолгим. Почти все попали в плен.

Рингсдорф из боевой группы Бринкмана вспоминал, как кто-то выглянул из проема подвала. «Моей первой реакцией было швырнуть гранату в подвальное окно. Но тут услышал крик: “Нет! Нет!” – и стоны. Чеку я уже выдернул, так что бросил гранату в сторону другого дома. Затем я спустился в этот подвал, готовый к любой ловушке, вошел и сказал: “Руки вверх!” В погребе было полно раненых англичан. Они были очень напуганы, и я сказал: “О’кей, хорошо”. Я взял их в плен и приказал, чтобы о них позаботились… Эти раненые были совершенно беспомощны, многих пришлось нести. Выглядели они ужасно»[875]. Рингсдорф проявил впечатляющую сдержанность: его командира роты оберштурмфюрера Фогеля, которого Рингсдорф очень любил, англичане только что разрезали почти надвое пулеметным огнем.

Фрост обсуждал ситуацию с майором Дугласом Кроули, одним из ротных, когда обоих тяжело ранило минометным снарядом. Капитан Джимми Логан, офицер медицинской службы, предложил морфий, но Фрост отказался: он должен был сохранять трезвый рассудок. Он сражался с болью и тошнотой, пока хватало сил, и не мог даже смотреть на виски. Он приказал майору Фредди Гофу взять на себя командование, но все важные решения сначала обсуждать с ним. В конце концов он принял морфий, и его отнесли на носилках в подвал штаба бригады.

Фрост все еще хотел удержать позиции, но они потеряли здания у моста. Вскоре немцы были на пандусе и танками сдвинули в сторону сгоревшие остовы разведмашин Гребнера. Так, незадолго до того, как десантники Такера и гренадеры захватили автомобильный мост в Неймегене, дивизия «Фрундсберг» уже посылала первые подкрепления – пехоту и «Тигров».

Когда в тот вечер Фрост проснулся, уже стемнело. Он слышал, «как порой грохотали снаряды»[876]. Многих трясло при каждом взрыве. Говорили, что один солдат, брюнет, от стресса поседел за неделю. Капитан Логан предупредил, что здание горит, поэтому Фрост послал за Гофом и полностью отдал ему командование. Сначала они перевели годных к бою и ходячих раненых, таких было примерно сто человек. Затем Гофу предстояло заключить перемирие и передать раненых немцам. Один десантник написал: «Несомненно, это было верное решение, но некоторых бойцов, которым тоже было плохо, задело, что их оставили, хотя с ними оставались и батальонный врач, и санитары»[877].

С первых минут перемирия немцы сомкнули кольцо. Затем они настояли на том, что эвакуировать раненых они будут на британских джипах. Гоф к тому времени не имел полномочий отказаться. Когда стало ясно, что это действительно перемирие и раненых увезут, подполковник Фрост снял с себя погоны, капитан Логан вышел с флагом Красного Креста. Раздался выстрел, и Логан крикнул в ответ: «Стойте! Не стреляйте!» «Тут одни раненые», – добавил он. Стрельба стихла. Снаружи он объяснил немецкому офицеру, что им нужно вывести всех до того, как здание сгорит или рухнет. Офицер согласился и отдал приказ. Когда немецкие солдаты спускались по лестнице, «тяжело раненный десантник вытащил из-под снаряжения пулемет “Стэн” с полным магазином и хотел встретить их как положено, но, к счастью, с ним справились и отобрали оружие»[878].

Немецкий офицер вошел в подвал с МР-40, в плаще и стальной каске, посмотрел на творившийся ужас и приказал своим солдатам помочь раненым. Немцы и англичане вывели их, не дав сгореть заживо. Фроста вытащили на носилках и положили на насыпи рядом с мостом. Он оказался рядом с Кроули, с которым его и ранили. «Да, не повезло нам», – заметил он.

«Это точно, – ответил Кроули, – но мы их неплохо погоняли»[879]. Фрост страдал, оставляя батальон: «Я был во 2-м батальоне три года. Я командовал им в каждой битве, и мне было горько покидать его теперь».

Капрал артиллерии Джон Крук, когда ему велели сдаться, счет жестокой иронией оказаться под охраной немцев – бывших пленных. Он разбил свою винтовку, «жалкое действие в данных обстоятельствах»[880]. «Огромный эсэсовец» направил на него пистолет-пулемет с криком: «Hände hoch!» Другие немцы из числа бывших пленных пытались утешить десантников, хлопали по спинам, приговаривая: «Kamerad». Всего было около 150 пленных, многие из них с ранениями.