Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я замерла, опустив глаза в землю. Прижав руки к груди, там, где становилось больно. Нестерпимо.
Краем глаза увидела, как он развернулся и ушел.
Тихо.
Как же больно…
Спиной прислонилась к стене, сползла на землю и обхватила колени, пряча лицо.
Куда же ты полезла, глупая? Кого послушалась? Зачем пошла?
Единый, как же больно…
В голове то и дело прокручивались его слова, вновь и вновь нанося раны…
— Аиша! — меня трясли за плечи, а потом потянули на себя. — Аиша!
Встретившись глазами с дядей, заскулила:
— Я хочу уехать. Сегодня. Немедленно.
* * *
Он стоял у окна и хмуро смотрел вниз на переливающуюся арку. Если бы сейчас кто-нибудь зашел в учебную залу, то сильно удивился бы. Но никто не заходил, и не задавал вопрос почему же господин проректор сей славной Академии изволит пить с самого утра…
Ему бы радоваться, а хочется сдохнуть.
«Ничтожество» — повторял он себе раз за разом. «Слабак».
Но даже на миллиметр не сдвинулся, когда увидел невысокую женскую фигурку, идущую рядом с ректором и мастером Эйнаром. Только отставил бокал на подоконник и неосознанно потер ноющую грудь. Должно быть, раны еще не до конца зажили…
Он отчаянно хотел, чтобы она повернулась и посмотрела на него. И отчаянно боялся увидеть ненависть или того хуже, равнодушие в ее глазах.
Вот она обняла отца, улыбнулась ему. Обняла и подошедших мэтра с госпожой Вирджинией. Ее даже Элементали провожать пришли, что уж говорить о Шатуне, который висел над ней с призрачным чемоданом. Этот-то теперь никуда от нее не денется.
Он постарался для этого.
Мастер Эйнар взял ее за руку и потянул к арке, а тер Ассан втянул воздух носом и крепче сжал челюсть. Он не сорвется, выдержит.
Арка схлопнулась за их спинами, а он все продолжал стоять, сжимая руки в кулаки.
Она не обернулась.
Ну что ж, Единый видит, это к лучшему для нее же.
Опрокинув в себя остатки горького пойла, тер Ассан развернулся и медленно вышел из аудитории.
*** Восемь месяцев спустя
Сидя на дереве у самый кромки, я сожгла свиток, а пепел развеяла по ветру, даже не глядя, в какую сторону он полетит.
Уехал в неизвестном направлении…
Оставил полномочия проректора…
Разнес свой кабинет…
Дрался с ректором…
Закрыла глаза, вдыхая грудью смолистый запах листвы и, чувствовала, как все ноет внутри от желания увидеть его. Прикоснуться, провести ладонью по волосам…
— Не отпустило тебя, Аиша, не отпустило, — горько усмехнувшись, спрыгнула вниз, легко касаясь подставленных ветвей. Мягко ступая по траве следила за живностью под ногами и думала о своем…
— Аиша! Я тебя обыскалась, — ко мне быстро шла Варвара. — Сегодня съезжаются первые гости, а ничего не готово!
Пошел второй месяц, как я гостила у молодой Хранительницы. Всегда строгая, серьезная, вечно готовая прийти на помощь Варвара помогала дышать мне. Двигаться дальше, занимать мысли учебой, помощью другим…
Вот и сейчас, она перетянула на себя все:
— Гостевые готовы, — она кивнула, а я продолжила: — Твои оборотники ходят по струнке, ловя каждое твое слово, ты посмотри вокруг, — раскинув руки, покружилась, — только душевнобольной не признает, что эти изменения полностью твоих рук дело.
— Это-то меня и пугает! Что если они решат…
— Варвара, вряд ли кто сунется к тебе с дурными мыслями, — усмехнулась, вспоминая взгляд, которым она обычно выворачивала душу. — И уж точно никто не посмеет предъявить требование на эти земли, — кивнула в сторону тренирующихся оборотников и медведя. — С такой-то защитой, я про Хранителей молчу…
— Умеешь ты напомнить о главном, — поморщилась девушка, сверкнув разноцветными глазами. Выдохнув, она сказала: — А вообще ты права. Я — Чтец, оборотники признали меня. Кому не нравится: их проблемы, верно? — дождавшись моего кивка, она улыбнулась: — Нам необходимо приготовить себя к торжеству!
Вечер, а вместе с ним и ночь обещали быть… интересными. В полнолуние я всегда становилась немного не в себе, поэтому на сегодня были немного другие планы:
— Ты же помнишь, что я пробуду только официальную часть? — повторила в который раз.
— Уверена? — в который раз спросила, хмурясь Варвара.
Я только кивнула и зажмурилась, подставляя лицо палящим солнечным лучам…
Восемь месяцев.
Именно столько прошло с того времени, как я покинула Академию, отправившись к дяде. Что сказать, народ банши встретил свою принцессу настороженно. Еще бы: на половину маг, на половину банши, полностью вошедшая в силу. Чего от такой ждать?
Правильно, неприятностей…
Только вот по приезду, я впала в сон. Сущность банши взяла верх над человеческой после всех потрясений, и долгое время никто из моих родных не знал: выживу ли я.
Выжила, но теперь была чистокровной банши. Человеческое тело — единственное, что отличало меня от моих сородичей, которые были выше, тоньше…
А еще белые волосы. Не седые, а именно белые.
Шутка Единого, не иначе, но меня прозвали Луноликой принцессой. А кто еще мог похвастать отметиной покровителя всех банши?
С сыновьями дяди общий язык находился … непросто. Предрассудки были еще живы в их сердцах, но они не пытались меня убить или извести. Хотя после того, как узнали, что я дружна с Хранительницей сменили гнев на милость и начали предлагать возможных мужей…
Мы с дядей только улыбались, вежливо отказывая каждому из них.
Едва очнулась, начала учиться, впитывать все, что только было известно о банши. Учила их язык жестов. Танцам. Общению с природой и всем живым. Это помогало днем, но не спасало ночью от снов, где я чувствовала горячие, крепкие и такие желанные объятия…
Через животных и детей я и заслужила принятие собственным народом?
Устами младенца, как говориться…
По меркам банши я сама считалась ребенком, всего-то девятнадцатый год пошел, а внутри … старуха старухой.
— Я думаю, тебе стоит принять приглашение Хранительницы, — дядя, как всегда, подошел незаметно, пока я сидела на берегу и, обняв колени, следила за плавающими детьми. — Твои учителя сбиваются с ног, придумывая, чему тебя еще научить, — он замолчал, а я напряглась, предчувствуя предложение. — Я поговорил с твоим отцом, и мы решили сделать тебя нашим послом в землях оборотников…
— Чего?! — охнула и подскочила, не веря своим ушам.
— А почему нет? — дядя пожал плечами. — Ты знаешь о нас все. Знаешь наш язык, пропитана культурой. Сейчас, — он кивнул на всю меня, — ни у кого язык не повернется назвать тебя простушкой или «не-банши».