в глазах женщин. Таким образом, он спокойно бурчал себе под нос мусульманские молитвы, не привлекая к своей персоне особого внимания. Наградой за часы, проведенные в церкви, для нас обоих было кино. Мы не пропускали ни одного фильма, показываемого в новом кинотеатре Аква-Санты. Если в программе было что-нибудь романтическое или музыкальное, мы брали с собой Зулему, которую приходилось вести с обеих сторон под руки, как инвалида.

Когда закончился очередной сезон дождей и строители наконец починили дорогу, размытую вышедшей из берегов рекой, Риад Халаби снова засобирался в столицу, поскольку на складе «Жемчужины Востока» почти не осталось никаких товаров. По правде говоря, оставаться наедине с Зулемой мне было совсем не по душе. Ты пойми, девочка, словно извинялся хозяин, это моя работа, я должен съездить в город и привезти все для магазина; если бы не наш магазинчик, мы давно бы разорились; ты не скучай и не волнуйся, я скоро вернусь и привезу тебе много подарков. Я кивала и не осмеливалась признаться, что до сих пор, хотя прошло уже много времени, боюсь оставаться одна в полупустом доме, где сами стены, казалось, насквозь пропитались запахом греха, свершенного Камалем. Иногда этот молодой человек даже снился мне, а в сумерках или ночной темноте я чувствовала его запах, исходящий от него жар и, как наяву, видела его обнаженное тело и обращенный в мою сторону напряженный член. В таких случаях я начинала звать маму и просила ее выгнать привидение. Иногда, к моему удивлению, она отказывалась выполнить мою слезную просьбу. По правде говоря, отсутствие Камаля в доме было настолько заметно, что я даже начинала удивляться, как мы смогли выдержать его присутствие. По ночам пустота, оставшаяся после его исчезновения, занимала, как мне казалось, все свободные комнаты, обволакивала вещи и заполняла собою время.

Риад Халаби уехал в четверг рано утром, но лишь в пятницу за завтраком Зулема поняла, что мужа рядом нет, и, к моему удивлению, с трудом разомкнув губы, произнесла его имя. В первый раз за долгое время она проявила хоть какой-то интерес к происходящему вокруг. Сначала я даже испугалась, не является ли это первым симптомом наступающего нового кризиса в ее состоянии; тем не менее, когда Зулема наконец уяснила, что мужа нет дома, я заметила на ее лице даже некоторое оживление. Чтобы как-то развлечь хозяйку, я после обеда усадила ее во дворике и стала искать спрятанные драгоценности. Мы не доставали их из тайника уже несколько месяцев, и я не сразу нашла то место, где в последний раз спрятала шкатулку. На поиски я потратила, наверное, не меньше часа. Наконец извлекла сокровища Зулемы из-под земли и разложила перед нею. Протирая украшения одно за другим, я без особой очередности навешивала их на нее. В ее ушах засверкали серьги с драгоценными камнями, на каждом пальце появилось по кольцу или перстню, а то и не по одному, все ожерелья, бусы и цепочки я повесила ей на шею, а руки от запястьев до локтей унизала многочисленными браслетами. Украсив ее, как новогоднюю елку, я отправилась в комнату за зеркалом.

– Посмотрите, какая вы красивая, как статуя какой-нибудь богини…

– Спрячь все это где-нибудь в новом месте, – приказала Зулема по-арабски; потом одну за другой сняла побрякушки и вновь впала в состояние, близкое к прострации.

Мысленно я согласилась с хозяйкой, что пора подыскать новый тайник для ее сокровищ. Сложив все украшения в шкатулку, я завернула ее в пластиковый пакет и пошла за дом, на пустырь, заросший сорной травой и кустарником. Кое-где на этом клочке земли росли невысокие деревья. Под одним из них я вырыла яму, куда и положила шкатулку, а затем, утоптав хорошенько землю, острым осколком камня сделала на коре дерева отметину, чтобы в следующий раз не тратить много времени на поиски клада. Я уже слышала, что местные крестьяне прячут накопленные деньги именно таким образом: закапывание банок и мешков с деньгами было настолько обычным делом, что много лет спустя, когда в этих краях стали прокладывать новую автостраду, бульдозеры неоднократно выкапывали из земли груды монет и банковских билетов, к тому времени абсолютно обесценившихся из-за бушевавшей в стране инфляции.

Вечером, когда стемнело, я приготовила Зулеме ужин, уложила ее, а затем села шить в галерее внутреннего дворика. Мне было грустно: я скучала по Риаду Халаби; в доме было на редкость тихо, в патио почему-то не раздавалось ни звука – не шелестел в листьях ветер, даже цикады и те молчали. Лишь к полуночи я решила ложиться спать. Зажгла все лампы, закрыла жалюзи в комнатах, чтобы в дом не наползли жабы, но оставила открытой заднюю дверь, чтобы иметь возможность спастись бегством, если ночью вдруг появится призрак Камаля или еще кто-нибудь из персонажей моих кошмаров. Прежде чем лечь спать, я на всякий случай еще раз заглянула в комнату Зулемы и убедилась, что та крепко спит, укрытая тонкой простыней.

Проснулась я, как всегда, на рассвете; привычно, даже машинально пошла на кухню, приготовила кофе и, налив его в маленькую чашку, собралась отнести бодрящий напиток хозяйке. Проходя через патио, я попутно выключала оставленный с вечера свет. При этом я обратила внимание, что лампочки были покрыты почти непроницаемым слоем налипших на горячее стекло ночных бабочек. Наконец дошла до комнаты хозяйки, открыла дверь и переступила порог.

Зулема не лежала на кровати, как обычно: половина ее тела сползла на пол и лишь верхняя часть туловища, неестественно выгнувшись, покоилась на сбитой простыне; голова была повернута к стене, руки и ноги раскинуты в стороны. Красная лужа уже успела впитаться в ткань ночной рубашки и простыни. В комнате стоял неприятный запах, перебивший нежный аромат лепестков в фаянсовой чаше. Я медленно подошла ближе к Зулеме, поставила чашку на прикроватный столик, наклонилась над постелью и повернула голову хозяйки. Мне стало ясно: она выстрелила себе в рот из пистолета, и пуля, разворотив ей нёбо, вышла через затылок.

Я подняла с пола пистолет, протерла его и положила в ящик комода между стопками нижнего белья Риада Халаби – туда, где оружие всегда и хранилось. Затем стащила труп на пол и поменяла белье на кровати. Налив воду в таз, я взяла губку и полотенце, сняла с мертвой хозяйки ночную рубашку и стала мыть ее уже успевшее остыть тело. Мне почему-то не хотелось, чтобы посторонние люди увидели ее в неприглядном виде. Я закрыла ей глаза, наложила на веки тени, причесала и надела на покойную ее лучшую ночную