– Все закончилось, Сита, – сказал он. – Стены покрылись трещинами, а ты вместо того, чтобы пытаться их отремонтировать, спрашиваешь, почему так случилось. Твоя сестра – в соседней комнате. Она – то, что осталось. Это не так уж мало. Она беременна…

– Британцем.

– Ребенком, – поправил меня Арджун, – невинным ребенком. Это наше будущее.

Я не стану притворяться, что его слова изменили мое отношение к британцам, но они в определенной степени послужили душевному успокоению, которое я испытывала на протяжении последующих нескольких недель. Слова Арджуна прояснили мое сознание и помогли понять, что мне следует делать. Мы не могли воссоединиться с рани. Мы должны были «исцелить» мою сестру, поэтому остались в Барва-Сагаре. Бывали минуты, когда горе настолько переполняло мою душу, что не было сил подняться с чарпаи и одеться, и тогда Арджун подбадривал меня.

Теплым майским вечером, когда мы уже пробыли в Барва-Сагаре более полутора месяцев, Арджун вывел меня во внутренний двор и тихо сказал:

– Один страж встретил на базаре человека, у которого есть вести из Джханси. Его зовут Баладжи. Он был торговцем шелками в Джханси.

– Можно с ним встретиться?

Арджун вернулся с хорошо одетым мужчиной лет за пятьдесят. У него были седые волосы и усы. Мне подумалось, что в молодости он был очень красив. Мы стояли во внутреннем дворе возле старой священной фиги и ждали, что он нам расскажет. Будучи маленькой, я думала, что все деревья на свете такие же большие. Я прислонилась к мощному стволу и приготовилась слушать.

– Говорят, что британцы преследовали рани до Барды, – наконец произнес человек из Джханси. – Она убила двух британских солдат и застрелила лейтенанта. Один из ее солдат погиб, но остальные благополучно добрались до Калпи.

– А что с городом Джханси?

– Сожжен.

– А люди? – спросил Арджун.

– Убиты.

– Но там были тысячи людей!

Помнится, рани насчитала пять тысяч.

– Да. Британцы потеряли около сотни.

Есть деяния, которые совершают не иначе как демоны. Люди не должны делать такое друг с другом, но Баладжи смотрел прямо, не отводя глаз, и я понимала, что это правда. Британцы забрали пять тысяч жизней в ответ на злодеяние, совершенное немногими[114]. Я думала о женщине, которая в отчаянии умоляла нас забрать с собой ее ребенка, вспоминала круглое лицо малыша, которого она держала на руках, ямочки на его щеках и большие блестящие глаза. Я сжала руками голову.

– Отца рани схватили, когда он упал с коня, – продолжал Баладжи.

Мы были шокированы тем, что довелось узнать, особенно Арджун.

– Разве Моропант не добрался до Калпи?

– Нет. Он пришел в Датию, но местные выдали его. У них не было другого выхода. За предоставление убежища преступникам британцы повесили бы их на деревьях. Одного подозрения хватило бы. Они повесили отца рани в Джокхан-Багхе.

Последующие новости оказались такими же неприятными: в Калпи Рао Сагиб, брат нашего Сагиба, переманил на свою сторону большинство солдат. Рани оставили лишь двести пятьдесят всадников, с которыми ей предстояло защищать границы Калпи.

Рао Сагиб с остальными воинами пошел на запад. Свидетели говорили, что рани, впав в ярость, последними словами проклинала трусость Рао. Жара достигала ста восемнадцати градусов по Фаренгейту[115]. Воды не хватало, запасы продовольствия в крепости Калпи были на исходе. Калпи пал, но рани и ее людям удалось сбежать и присоединиться к Рао Сагибу. Говорили, что, докладывая ему, рани сказала: «Когда люди будут вспоминать войну, они будут вспоминать о тебе, Рао Сагиб, и, вспоминая, будут говорить: трус».

Рани предложила, чтобы одиннадцать тысяч солдат, оставшихся у них, заняли ближайшую крепость Гвалиор, самую большую и мощную во всей Центральной Индии. Британцы еще не успели ее оккупировать. Махараджа Скиндии, правитель этого княжества, до сих пор сидел на своем троне, ибо поставлял англичанам продовольствие и оружие.

Слушая рассказ Баладжи, я словно наяву видела рани, которая отдавала распоряжения и говорила, что надо делать… Солдаты прибудут в Гвалиор и попросят махараджу разрешить им остаться там на несколько дней. Затем они предоставят ему возможность либо присоединиться к восстанию и сражаться против британцев, либо сбежать. Голос рани звучал в моей голове. Она объявляла махараджу Скиндии предателем.

– Значит, они ушли в Гвалиор? – с надеждой спросил Арджун. – Если удержать Гвалиор, мы еще можем рассчитывать на победу.

Баладжи улыбнулся.

– Они отправились туда прошлой ночью. А я сейчас еду в Дели. Собираюсь все начать сначала на новом месте. В Барва-Сагаре у меня осталась семья. Мы уедем, как только соберем наши пожитки…

Значит, рани была на расстоянии дневного конного перехода к северу от нас. Она готовилась к захвату крепости Гвалиор. Я давала клятву в верности рани. Как и Арджун.

– Я не знаю, что делать, – призналась я. – Более того, я не могу здраво мыслить.

Я села на траву и подтянула колени к груди. Стражи наблюдали за нами с крыльца. Уверена, они догадывались, о чем мы толкуем. Нам предстояло принять важное решение: либо скакать в Гвалиор, либо оставаться в Барва-Сагаре до конца войны. Как было бы просто взять и остаться! Я постаралась прислушаться к своему внутреннему голосу, но другие голоса заглушили его. Я зажмурилась.

– У рани три дургаваси и твои люди. Кому еще она может доверять?

Арджун ничего не сказал. Он только слушал.

– Но если я уеду, что делать с Ануджей? Мы сможем за ней вернуться…

– Если мы уедем, то вряд ли выживем, – сказал Арджун, который всегда старался быть реалистом.

Я встала.

– Мы едем в Гвалиор.

Это было именно то, что хотел бы услышать от меня отец. То, для чего меня тренировал Шиваджи.

– Если мы останемся здесь, то до конца наших дней будем жить стоя на коленях. Уж лучше я умру.

Он пожал мне руку.

Стражи принялись складывать свои вещи, как только мы сообщили им о нашем решении. Ануджа ничего на это не сказала.

– Я оставлю тебе достаточно денег, чтобы ты ни в чем не испытывала нужды, – заверила я сестру.

– Моя жизнь окончена.

– Ты носишь в себе жизнь, – молвила я, глядя на ее живот, округлость которого напоминала округлость кувшина, в котором мы носили воду из колодца. – Ничто не кончено до тех пор, пока ты сама этого не захочешь.