— «Морган Рот Деламер», добрый день, — ответил женский голос.

Монти с трудом вспомнила название фирмы… какой-то торговый банк.

— Будьте любезны, могу ли я поговорить с Чарльзом Кингсли? — спросила она.

— Простите, но мистера Кингсли сегодня нет на месте.

Монти повысила голос, чтобы ее не заглушил шум проходящего мимо автобуса.

— Не знаете ли, где я могла бы найти его? Это очень спешно.

— Я соединю вас с его секретаршей.

Монти поблагодарила ее и осталась ждать, пока в трубке не прозвучал приятный женский голос:

— Мистера Кингсли постигла тяжелая утрата, и, боюсь, не могу сказать, когда он появится.

— Мне очень срочно надо поговорить с ним… это связано со смертью его жены. Вы знаете, где я могла бы найти его?

Тон собеседницы стал несколько сдержаннее.

— Вы из прессы?

— Нет, я не имею к ней отношения.

— Я могу предложить вам лишь оставить свое имя и номер телефона, и, когда он позвонит, я передам ему.

— Я поняла, — сказала Монти. — У меня есть номер его домашнего телефона, и я попробую связаться с ним сама.

Она поблагодарила секретаршу и набрала новый номер. После четвертого звонка ответил приглушенный мужской голос:

«Здравствуйте. Вы звоните в лондонскую резиденцию Чарльза и Кэролайн Кингсли. Простите, что сейчас мы не можем лично ответить на ваш звонок, но, если вы после гудка оставите ваше имя, номер телефона и краткое сообщение, мы свяжемся с вами. Всего хорошего!»

Услышав гудок, Монти помедлила, размышляя. Она решила оставить лишь свое имя, домашний телефон и больше ничего не говорить. Но едва она начала говорить, как ее прервал возникший в трубке голос:

— Д-д-да, хэл-л-л-ло?..

Какое-то мгновение он звучал так, словно магнитофонную ленту прокручивают на неправильной скорости. И только затем она узнала тот же самый мужской голос, что был записан на автоответчике.

— Чарльз Кингсли?

— Да?

— Я… мне было очень грустно услышать о смерти вашей жены. Мне спешно нужно поговорить с вами… я думаю, что дело тут не только в медицине. Как вы думаете, могу я подъехать?

Наступила пауза.

— Нет. Простите, но — нет. — Говорил он медленно и словно бы издалека. — Я никого не могу видеть. Только не сейчас. Спасибо за звонок.

И телефон замолчал.

— Вот черт! — Монти с силой повесила трубку. Сейчас она не столько сочувствовала мужчине, сколько была зла на него. Она еще раз проверила адрес на клочке бумаги и, выйдя из будки, остановила такси.

Краснокирпичный особняк викторианских времен на Роланд-Гарденз стоял на какой-то условной границе между Саут-Кенсингтоном и Эрл-Корт, где на некоторых улочках обитали сиделки или проститутки, а на других продолжали жить, так сказать, мелкопоместные дворяне. Роланд-Гарденз был полон сходящего на нет духа последних.

Монти нажал кнопку звонка рядом с фамилией Кингсли и стала ждать, рассматривая решетку домофона. Никто не отвечал. Она позвонила второй раз и ждала не менее минуты, но снова ничего не произошло. Неожиданно высокая пожилая женщина, нарумяненная и с накрашенными губами, с сигаретой в руке и с шелковым шарфиком на шее, открыла дверь и в облаке ароматов вышла под портик. Монти придержала для нее дверь, за что женщина с королевской снисходительностью поблагодарила ее, после чего осторожно спустилась по ступенькам, остановилась и произнесла какие-то странные слова:

— Это вам не Южная Африка, милочка.

— Южная Африка? — удивленно переспросила Монти, решив, что, может быть, она не расслышала.

— Дизраэли, конечно, обошелся с почтовой системой как сущий педераст. Он ее разрушил. После его смерти ни одно письмо не приходило вовремя.

— Да?

— Одна из чисто островных проблем, дорогая. Слишком много моря, слишком много этого проклятого моря. — И затем, возмущенно тряся головой, эта старая летучая мышь удалилась.

Монти вошла в старомодный холл с полом в клеточку и поднялась в медной клетке лифта. Где-то наверху она слышала завывания пылесоса. Обычно высказывания старых дев заставляли ее улыбаться, но сегодня они внесли в душу смятение, как еще одно доказательство того, что мир сходит с ума.

Она поднялась на третий этаж, не без труда открыла тяжелую дверь лифта и вышла в коридор, так же, как холл внизу, полный обветшавшего величия. На полу лежал красный ковер, дверные панели были украшены резьбой, а по стенам висели бра в стиле ар-деко.

Остановившись у двери с номером 215, она изумленно уставилась на кусок дерева, выломанный из косяка. Толстая дубовая дверь была слегка приоткрыта, и, присмотревшись, Монти поняла, в чем дело: дверь была высажена ломиком, а солидный бэнхемовский замок вывернут из гнезда.

Монти охватило нервное напряжение. Что тут произошло? Когда? Взломщик еще находится внутри? В середине утра его там, конечно, нет. Нарумяненная женщина вышла из дома минут пять, максимум десять назад. Должно быть, все это случилось значительно раньше. Где-то дальше по коридору и на другом этаже играла скрипка, грустные звуки лишь усиливали чувство растерянности, охватившее Монти.

Она внутренне собралась и нажала кнопку звонка, за дверью никаких признаков жизни. Прождав не менее пяти минут, она толкнула дверь и, когда та открылась, напряженно прислушалась.

Ее встретило полное молчание. Прихожая была погружена в темноту, она шагнула вперед в длинный коридор, в него выходили двери нескольких комнат.

Переведя дыхание, она осторожно подала голос:

— Есть кто-нибудь?

Ответа не последовало. Монти медленно двинулась дальше, каждые несколько секунд оглядываясь на входную дверь. Она остановилась перед первой открытой дверью, за ней оказалась огромная ванная.

Дверцы шкафчика были распахнуты, все его содержимое разбросано по полу. Монти, остро почувствовав себя беззащитной и уязвимой, резко повернула голову и осмотрела коридор в обоих направлениях.

Была ли тут полиция? Или они только едут сюда? Подавив желание развернуться и бежать отсюда, она продолжила осмотр следующей комнаты, видимо спальни хозяина дома. В ней тоже царил разгром, весь пол до последнего квадратного дюйма был покрыт разбросанной одеждой. Все это произошло не после того, как она поговорила с Чарльзом Кингсли, прикинула Монти. Кто-то провел тут довольно много времени.

За следующей дверью открылась свежеотремонтированная комната — детская для младенца, с новенькой кроваткой. Монти почувствовала ком в горле, когда смотрела на веселые обои с детскими колыбельными песенками, на разноцветные игрушки над колыбелькой, на детскую мебель, на ковер, по которому никто не ходил. Она сделала шаг назад. Кто бы ни перевернул дом вверх дном, в эту комнату он не входил.