Лена попятилась назад, к своим сокровищам, а Леша, прыгнув на стол и придавливая врага своим весом, принялся торопливо отрубать конечности, выступающие в стороны. Вскоре стало понятно, что кость почти не поддается его неумелым ударам, но вот суставы режутся относительно легко. Молодой человек отрубил нежитю сперва ступни, потом ноги ниже колена. Спрыгнул со стола, отпихнул его в сторону, отделил культяпку руки около плеча. С облегчением отер лоб — хотя его враг и продолжал шевелиться, но теперь казался относительно безопасным.

— Ну как? — высунулась из «сокровищницы» Лена. — Ты его убил?

Она на цыпочках перебежала кабинет и повисла у Алексея на шее, покрывая его лицо поцелуями:

— Господи, хороший ты мой! Ты смог, ты победил! Лешенька, что это было? — наконец отстранилась она.

— Не болотник. Не леший. Не кикимора и не домовой, — тяжело дыша, пожал плечами Дикулин. — В общем, не мой клиент. Не знаю.

— Понятно, — кивнула девушка, вышла из кабинета и спустя минуту вернулась с несколькими полиэтиленовыми мешками. — Вот, собери всю эту мразь. Не хочу, чтобы утром кто-то из девочек заметил подобный мусор, — красноречиво пнула она носочком лакированной туфли кисть с шевелящимися пальцами. — Вот только куда все это девать? На помойку не выбросишь.

— Похоже, бродячие покойники не производят на тебя особого впечатления, — с интересом отметил Алексей.

— Ну, — пожала плечами Лена, — после того, что ты показал мне на озере, я теперь готова ко всему. Подожди, руками не хватай. Я посмотрю, у уборщицы резиновые перчатки должны быть. Кстати, об озере. Может, вывезти его за город и спалить в каком-нибудь лесочке?

* * *

Вевельсберг, зал Валгаллы,

22 декабря 1942 года. 06:50

— Это ты, Черный Ангел? — оглянулся на вошедшего Гитлер, греющийся у огня памяти. — Хорошо, что ты пришел. Все вокруг пропали, словно в замок пришла чума. Астролог пропал, Агарти пропал, ты пропал. К тому же я мерзну. Я постоянно мерзну. Даже Копье уже не дает мне прежней силы.

— Такова сила пентаграммы, мой фюрер, — уселся в свое кресло ранний гость. — Зима — ее время. Пятиконечная звезда дышит тебе в затылок.

— Пятиконечная звезда! — раздраженно отмахнулся Гитлер. — Даже не говори мне о ней! Где обещанная мне звездами победа за два месяца? Где могила Перворожденного? Вот уже полтора года мы бродим по русским просторам, я потерял почти всю армию, с которой начинал войну, и вынужден набрать новую. И что? Где моя победа? Разве не ты обещал мне ее, Ангел?

— Я обещал, — согласился группенфюрер, — но слушал ли ты мои советы? Я говорил тебе, что Перворожденный защищает, но не порабощает. За всю свою историю русские никогда ни на кого не нападали и никого не завоевывали. Они только защищались или защищали других. Ты должен был заставить Сталина напасть первым, вывести из-под оберега могилы или хотя бы ослабить этот оберег. Ты сделал это?

— Я сделал все, что мог. Передовые части дразнили русских как могли, они подставлялись всеми возможными способами…

— Какое это теперь имеет значение? — пожал плечами Ангел. — Ты напал первым, и Перворожденный встал на сторону русских. Ты должен был в первые же месяцы заставить Ленинград сдаться. Ты сделал это?

— В его сторону наступали отборные ударные части армий «Север» генерал-фельдмаршала Лееба. Я отдал им все основные ресурсы армии. Ленинград окружен до сих пор. Агенты докладывают, что в городе съели уже всех кошек и мышей, что там получают еду только секретари парткомов. Никто не понимает, почему жители до сих пор живы и даже продолжают работать на заводах…

— Этот вопрос ты задашь Перворожденному, когда сможешь его увидеть, Легионер. Только он способен объяснить, почему они живы и воюют до сих пор. Это выше человеческого понимания, это можно объяснить только колдовством. Но почему остановился ты? Ты должен был окружить, задавить, запугать их. Убедить, что сопротивление бесполезно — и войти в город, отобрать у русских могилу. Почему ты не заставил их сдаться?

— Потому, что они не сдались, Ангел! — огрызнулся фюрер. — Попробовал бы сам. Они остались без помощи, без еды, под снарядами и бомбами — что может быть больше? Это невозможно вынести! Они обязаны были сдаться!

— Но они не сдались. Ты должен был окончить войну до конца лета, пока пентаграмма не имеет силы…

— Должен, должен, должен… Почему все я?! Решение о войне с русскими принимал Круг! Почему они до сих пор не сдались? Мы били их вдвое сильнее и в несколько раз дольше, чем самых сильных вояк Европы. Почему же они сражаются до сих пор?! Ну, где вы все теперь? Почему я не вижу никого?

— Вот на это я могу тебе ответить, мой фюрер, — кивнул группенфюрер, вытягивая хлыст из-за голенища сапога. — Понимаешь, Легионер, ни одна тайна не может храниться вечно. Прошло полтора года, как Изекиль сделал нам один очень важный подарок. Но теперь русские разгадали нашу общую тайну. Позавчера, двадцатого декабря, они со всеми почестями вернули Железного Хромца в усыпальницу. Проклятия Такгута больше не существует. Отныне могиле Перворожденного противостоит только твое Копье Судьбы. Ваши силы уравнялись, и магия более не способна влиять на ход войны. Все будут решать только солдаты. Доблесть против доблести, отвага против отваги, умение против умения. И мне кажется, что ты больше не увидишь своего личного астролога. Он уже успел предугадать исход битвы.[61]

— Ты на что намекаешь, Ангел?

— Пока ни на что. Я не убегаю. Мне интересно понаблюдать за этой битвой. Скорее всего, ничего подобного я не увижу больше никогда.

* * *

Словно эхом этих слов, спустя несколько часов севернее и южнее Сталинграда ударили залпы реактивных минометов, расчищая дорогу наступлению, которое вскоре сварило в «котле» треть миллиона немецких солдат. Потом была Житомирско-Бердичевская операция, в ходе которой Первый украинский фронт на двести километров отбросил части вермахта, уничтожив семьдесят две с половиной тысячи врагов при собственных потерях в двадцать три тысячи сто шестьдесят три человека. Потом началась Корсунь-Шевченковская операция, истребившая пятьдесят пять тысяч гитлеровцев при потерях Красной Армии в двадцать четыре тысячи двести восемьдесят шесть жизней. Молох войны покатился на запад, и теперь он перемалывал уже не русских, а немецких солдат. Сила против силы, доблесть против доблести, отвага против отваги…

* * *

Санкт-Петербург, проспект Культуры,

24 сентября 1995 года. 03:05

Истосковавшаяся по мужской ласке женщина оказалась просто ненасытной, и Пустынник смог подняться из постели только под утро, когда Таня не столько заснула, сколько потеряла сознание от нескольких оргазмов подряд. Зато и блаженством она взрывалась с такой силой, что могла бы стать правительницей мира, сумей использовать эту энергию хладнокровно и целенаправленно. Увы, хладнокровие и эмоциональные взрывы — понятия несовместимые, и большая часть ее сил ушла колдуну. Пустынник чувствовал себя бодрым и могучим как никогда. В таком состоянии он смог бы обходиться без донора как минимум месяц, а ведь Танечка еще не растеряла и сотой части своей радости от встречи с любящим человеком, который сразу согласился разделить ее судьбу.