рассказывал о высоких чувствах. Играл, конечно. Я ведь рыжая и конопатая, меня нельзя любить по-настоящему, разве только от скуки и пресыщения такими худыми, злыми воблами, как ты!

– Что? Ах ты, мерзавка! Да я тебя…

Сцена перед нами разворачивается некрасивая и заметив, как подруга Влада бросилась на Костеркову, я кричу, проталкиваясь сквозь парней:

– Стой! Только попробуй ее тронуть!

Но Броня сегодня в ударе, и сама останавливает девицу, схватив с ближайшего стола и выплеснув ей на грудь стакан с клюквенным пуншем.

Напиток попадает и на Камалова, его подруга противно верещит, что ей испортили брендовое платье, и парень, сдвинув челюсти, шагает вперед. Он ловит запястье Брони и дергает девушку к себе, но тут же получает от нее звонкую пощечину. Такую же хлесткую и болезненную для его гордости, как и ее слова:

– Не смей меня трогать, трус! Я рада, что сказала тебе все в лицо! Мерзкая жаба!

– Дура… Он же ей этого не простит, – слышу я от его друзей, и в подтверждение словам, Влад рывком хватает девушку за одежду и в ярости толкает от себя в грудь, опрокидывая спиной на стулья. Чем-то ей грозит, но чем, я уже не слышу. Мы с Ясей обе налетаем на него и, кажется, на его мокрую курицу тоже. Дорожкина бьет родственника по затылку, я по шее, и ногой отпихиваю лезущую в драку девицу.

– Сволочь! Это из-за тебя Броня чуть не умерла. Получай!

– Оставь ее в покое, гад, иначе будет хуже!

Падают стулья, бьется посуда, вся компания Камалова схватилась на ноги и перемешалась. Нас с Ясей оттаскивают от Влада чьи-то руки, но мы решительно настроены не дать Костеркову в обиду, и плевать, что с нами будет, но ее они не получат!

– Воронова! Ритка, дура! Не лезь, куда тебя не просят! – я отбиваюсь от Авдотия и вцепляюсь в плечо Камалова, не давая ему достать Броню, которую скрутил Ильченко. Но Стрельбицкому удается нас растащить.

– Пошел ты, слизняк! И не лапай меня, – сучу ногами, вырываясь, – я тебе не разрешала!

– Идиотки, это была шутка с рыжей! Сдалась она мне! А вы устроили тут группу поддержки брошенок! Что, Ритка, за себя обидно? Сначала я тебя бросил, а потом твой мудак-спортсмен?

Я оборачиваюсь и заряжаю Стрельбицкому в ухо. Силы у меня немного, но зато попала метко и, поймав мгновенное удовлетворение, сердито рычу:

– Как бы я хотела, чтобы вы все своей шуткой подавились! Бесчувственные уроды! И ты такой же трус, как Влад!

Сволочи! В этой компании все друг друга стоят!

Мне удается вырваться, но Авдотий хватает мой локоть и больно сдавливает его, заставив меня вскрикнуть. Обхватив рукой волосы, собирается… Но что именно он собирается сделать, я узнать не успеваю. Только вижу перед собой какое-то смазанное движение, секунда, и вдруг на изумленном лице Авдотия появляется кровь. В его запястье мертвым хватом впиваются чьи-то пальцы, грозя сломать, и теперь уже парень шипит от боли, разжимая кисть, а я оказываюсь на свободе.

Кто-то, подхватив меня за талию, отодвигает в сторону, и посылает новым ударом Стрельбицкого под стол. Словно какой-то смерч проносится рядом, и взрослые, казалось бы, парни рассыпаются, как кегли, напоровшись на чьи-то злые кулаки…

Нет, не чьи-то. Обернувшись, я тут же узнаю Воробышка. Он в темной куртке и джинсах. Его лицо сосредоточенно, скулы резко обозначены, а на сжатых губах нет и следа той обаятельной улыбки, от которой тают девчонки. Те самые девчонки, которые сейчас притихли, наблюдая как он останавливается над Авдотием, заставив того с перепугу поджать под себя ноги…

– За Риту убью! – произносит вроде бы спокойно, но так холодно, что даже я ему верю. Сдвинув стол, сгребает парня рукой за грудки и вздергивает вверх, требуя ответа:

– Уяснил?! Или на этот раз сломать тебе шею?

– Не надо. Я понял! – бормочет Авдотий, и Воробышек отшвыривает его назад.

– А теперь ты… Как там тебя… Камалов?

Данил поворачивается и подходит к Владу, который лежит на полу, уперев плечи в стену и утирая рукавом разбитый в кровь нос.

Присев перед ним, говорит:

– С этого дня ты будешь трепетно уважать всех рыжих. Покрасишь волосы в рыжий цвет и станешь верным адептом секты «Солнцеликих». Понял, сука! – унизительно ударяет его раскрытой ладонью в лоб, прежде чем встать. – Иначе я оторву тебе яйца. Отвечай!

– Д-да.

– Молодец. Вижу, ты крутой чувак, вот и докажи! Рыжий цвет тебе определенно пойдет. И смотри, я не поленюсь проверить и если мне не понравится…

Невероятно, но в этой ситуации, когда вся компания вокруг выжидающе замерла, я вдруг слышу смех:

– Воробышек, ну ты артист, мать твою!.. Будущая звезда боевиков! Чисто сработал, там Серега охренел, сдерживая охрану. А мы-то с ним думали, что ты и вправду решил завязать с боксом… Хоть бы предупредил, что будет заварушка, я б не пил.

– Заткнись, Мансаров. Я тебя не звал.

– Тебе тоже привет, дружище!

Оказывается, смеется тот самый темноволосый и темноглазый парень, который указал нам с Ясей на Броню, и он сейчас от души веселится, перебрасываясь фразами с Данилом.

Я с удивлением замечаю, что он прижал к своему боку всхлипывающую Костеркову, обхватив девушку сильной рукой за плечи, и мне становится не по себе – этот парень куда опаснее Влада, и старше. И… откуда он тут взялся?

Он поворачивается к ней и вдруг гладит ее, испуганную и встрепанную, по голове.

– Ну, тихо, Солнце. Успокойся. Уже все позади. Больше тебя никто не обидит.

– Кто… Кто ты такой? – Броня, кажется, только сейчас понимает, что оказалась в объятиях незнакомца и, всхлипнув, отпихивает его от себя.

– Не трогай меня! И отпусти сейчас же!

Но где там. У нее ничего не получается.

– Тагир, – запросто говорит парень, будто не замечая усилий девушки, и удивляется, возвышаясь над ней на целую голову: – Черт, какие у тебя веснухи, красотка! Как в мультике из детства. Неужели настоящие?

– Что? И ты тоже издеваешься?!

– Нет, – серьезно отвечает