— Не слишком ли ты все усложняешь? — подал голос Октавий. — Наши легионы по численности в несколько раз превосходят войско Сурены. Восток уже имел несчастье ощутить на себе силу римского меча, и я не вижу ничего удивительного в том, что парфяне спасаются бегством. Наконец, наш союзник, — Октавий кивнул в сторону Абгара, — принес сведения, подтверждающие правильность выбора в пользу преследования парфян.

— Я не могу полагаться на слова араба, будь он хоть трижды друг Помпея. Я вижу его впервые, и мне хорошо известны хитрость и коварство восточных людей.

Римляне невольно обратили свои взоры на Абгара. Тот никак не отреагировал на нападки Кассия, словно слова квестора совершенно к нему не относились. На лице араба продолжала оставаться слащавая, подобострастная улыбка.

— Римляне! Я не узнаю вас, — потерял терпение Публий Красс. — Мы тратим время на пустую болтовню и не решаемся преследовать врага, в четыре раза меньшего по численности. Вместо того чтобы ошеломить парфян стремительностью, бесстрашием и решительностью, мы словно почтенные римские матроны ведем беседу с одной лишь целью: убить время в предобеденный час. А враг пользуется этим и с каждым мгновением уходит от нас все дальше и дальше. Опомнитесь, сограждане: приближается не время обеда, но час жестокой битвы. Время брать в руки не чашу, но меч. Быстротой и неожиданностью нападения Цезарь с ничтожным количеством легионеров побеждал войска кельтов. Сражаясь под его началом в Галлии, я много раз был свидетелем невероятных побед, и поверьте, Гай Юлий не стал бы колебаться на нашем месте. Или вы собрались идти на поводу у квестора Гая Кассия Лонгина? Я не хочу никого оскорблять, но в таком случае вы поступаете по меньшей мере не как римляне.

— Публий прав: нужно как можно скорее догонять Сурену и Силлака, — согласился с младшим Крассом Октавий. — Многое, конечно, и мне не ясно в поведении парфян. Отчасти я даже разделяю сомнения Гая Кассия, но принять его план не могу. Силы парфян разделены надвое, и какие бы козни ни строил Сурена, легче разбить их поодиночке. Нужно воспользоваться моментом, пока парфянский царь занят Арменией. Попытаемся уничтожить войско его визиря и захватить главные города Парфии.

— Я полагаю, настигнуть Сурену будет не слишком трудно, — подал голос Петроний. — Отягощенный огромным обозом враг не сможет уйти далеко.

— Почему бы не сказать прямо: тебя беспокоят сундуки, которые тащили парфянские верблюды. Но ведь ты не знаешь, что в них лежит. Возможно, вместо золота парфяне набили их обыкновенными камнями, — вновь не удержался квестор.

— Гай Кассий Лонгин! — сурово произнес Марк Красс. — Ты приглашен на совет, хотя и не должен находиться здесь ввиду твоей низкой должности и молодости. Я позволил высказать мнение, потому что боги наделили тебя рассудительностью не по годам, отвагой и мужеством. И все же, Гай Кассий, ты присутствуешь здесь не для того, чтобы оскорблять товарищей выше тебя по званию и заслугам перед отечеством. Если не можешь ничего добавить по существу дела, то изволь замолчать и подчиниться мнению большинства.

— Твои слова справедливы, Марк Лициний Красс, — смиренно склонил голову Кассий. — Мне ничего не остается, кроме как принять решение моих товарищей и проконсула Сирии. Я призываю немедленно начать преследование парфян, — к немалому удивлению всех предложил квестор. — Воспользуемся же нашим старым союзником — римской стремительностью. Возможно, она поможет настигнуть врага в пути и навязать бой на марше. В таком случае мы избежим коварных восточных ловушек, которые, я уверен, давно заготовлены для нас.

Увы! Пресловутая римская стремительность, на которую возлагал небезосновательные надежды Гай Кассий, да и прочие участники совета, на этот раз не стала союзницей римлян.

К тому времени, когда закончились споры в палатке Красса, солнце давно миновало зенит и начало приближаться к земле на далеком западе. А ведь требовалось время, чтобы свернуть лагерь и выстроить сорокатысячное войско в походную колонну.

Несмотря на огромное желание поскорее встретиться с парфянами, Красс был вынужден отложить выступление на утро следующего дня. Единственное, что мог сделать проконсул, — это приказать легионерам лечь спать раньше обычного, чтобы быть готовыми на утренней заре покинуть лагерь.

Даже ранним утром солнце палило так, как в Риме оно могло греть лишь в полдень жаркого дня. Легионеров буйство небесного светила пока что мало заботило. Они шли под тенью цветущих деревьев, покрывавших берега Евфрата. Чужая природа благоухала весенними ароматами. Тысячи птиц на деревьях щебетали на все лады, в воздухе кружились бабочки невиданной красоты. С любопытством и восторгом смотрели молодые легионеры на это великолепие…

Идиллия закончилась довольно скоро. Дорога повернула на юг, а вместе с ней ушло и все, что радовало глаз и облегчало путь. Красс повел свое войско по следу, оставленному копытами тысяч животных.

Чем дальше удалялись легионы от великой животворящей реки, тем беднее становилась растительность. Тенистые пальмы сменились кустарниками, которые почти не давали тени, но доставляли многие неудобства. Некоторые кусты были усеяны длинными шипами, которые впивались в тела животных и людей, едва те неосторожно касались ветвей. Поэтому римляне даже обрадовались, когда началась бескрайняя степь, где самое высокое растение едва доходило да колен. Но жаркое майское солнце, поднявшееся к этому времени в зенит, отняло у них и эту короткую радость.

Легионеры то и дело оборачивались назад, пытаясь отыскать глазами свой обоз. Ведь почти у каждого из них там был припрятан небольшой запас вина, а оно было бы сейчас как нельзя кстати. Но даже этой маленькой мечте не суждено было сбыться до остановки на ночлег.

Дело в том, что обычно легионы на марше двигались так, что за каждым из них шел его обоз. Однако если враг был близко (а именно так и считал Красс), то обоз помещался в середине войска, причем две трети шли впереди, а одна треть — позади объединенного обоза.

Если учесть, что римское войско растянулось на полтора десятка миль, то легионерам оставалось лишь облизывать соленые от пота губы и довольствоваться водой из баклаг. Вода была теплая и безвкусная. Она совершенно не утоляла жажду, и пить хотелось вновь, едва отнимешь баклагу от губ. А впереди легионеров Красса ожидал новый неприятный сюрприз. Степь, которой, казалось, не будет ни конца ни края, сменилась пустыней.

Воины с трудом преодолевали песчаные барханы. Потревоженные людьми, разбегались из под ног ящерицы и прочие мелкие обитатели этой, совершенно не приспособленной к жизни, местности. Лишь змеи, оскалив ядовитые зубы и гордо подняв головы, шипели на людей, посмевших потревожить их покой. Хозяева пустыни не привыкли убегать от кого бы то ни было. И теперь, в надежде на свой смертельный яд, они без страха смотрели на проходящее мимо войско Красса.

Легионеры, чтобы хоть на ком-нибудь выместить накопившееся в пути раздражение от жары и жажды, поднимали ядовитых тварей на копья; некоторые охотились на них с короткими мечами. Неожиданное развлечение ненадолго подняло настроение римлян, отвлекло их от унылого пейзажа.