– Выходите на лед, – велел он.

Хоккеисты послушались. Петер за ними не пошел – он знал, что его там не ждут.

Команда «Бьорнстад-Хоккея» снова выехала на лед; трибуны уже почти опустели, лампы под потолком погасли. Но в торце еще стояли люди в черных куртках, и они отказывались замолкать. Они прыгали так, что под их ногами гудело дерево, их не было и сотни, но скандировали они, как десять тысяч человек: «Не прогнетесь вы – не прогнемся мы! Не прогнетесь вы – не прогнемся мы! Не прогнетесь вы – не прогнемся мы!»

Чтобы сказать хоккеистам: мы еще здесь. Чтобы напомнить, что значит клуб. Что клуб – это не право, а привилегия.

И вот уже вся основная команда «Бьорнстада» стояла на льду и скандировала вместе с черными куртками: «НЕ ПРОГНЕТЕСЬ ВЫ – НЕ ПРОГНЕМСЯ МЫ! НЕ ПРОГНЕТЕСЬ ВЫ – НЕ ПРОГНЕМСЯ МЫ!» Во дворце было пусто и темно, но ни на льду, ни на трибунах никого и не ждали. То, что происходило сейчас, происходило между командой и ее самыми верными фанатами. Они были семья.

Петер, заложив руки в карманы, в одиночестве постоял в раздевалке. Потом вышел из дворца и пешком двинулся через лес до Бьорнстада, домой, глубоко дыша подступавшей уже зимой и чувствуя себя лузером как никогда. Все уплывало у него из рук: его дети, его жена. Его клуб.

Стоило ли оно того? Ах, кто бы знал!

* * *

Тренеры «Бьорнстада» и «Хеда» встретились после матча в судейской. Разговаривали они по-тренерски – вежливо, но без особого дружелюбия.

– Отличный матч, – сказал Давид, в красном.

– Вы победили. Так что отличным матч вышел только для вас, – заметила Цаккель, в зеленом.

Давид улыбнулся. Они оба одной породы.

– Как там твои парни? – спросил он.

– Мои парни или какой-то конкретный парень? – ответила она вопросом на вопрос.

– Беньямин. – Давид пытался придумать, куда девать руки. – Я спрашиваю, как там Беньямин.

– В следующий раз мы с вами встречаемся в декабре. В декабре он отыграет весь матч! – пообещала Цаккель. Давид широко улыбнулся. Цаккель не ответила на его вопрос, но дала понять: когда они встретятся в следующий раз, она не проиграет. Она в первую очередь тренер, как и сам Давид.

– Отличный матч, – повторил Давид.

Он протянул руку, но Цаккель не сделала ни малейшей попытки пожать ее. Зато сказала:

– Этот Филип, ваш защитник, явно в звезду вырастет.

Давид гордо выпрямился. Филип всю дорогу был самым незаметным и слабым в команде, но Давид всякий раз оставлял ему шанс – и вот вырастил звезду.

– Да. Ему только нужно… – начал было Давид, но Цаккель перебила его:

– В следующий раз не разрешай ему подниматься на трибуну. Не дай втянуть его в политику!

Давид согласно кивнул. Да, они с Цаккель точно одной породы. Оба знали, что Филип может быть лучшим, но ничего не добьется, если станет ссориться с публикой. Элитный спорт не терпит такого рода вольностей. Игроку надо только играть. Хоккей должен оставаться только хоккеем.

– Сегодня он был медлительнее, чем обычно. После предсезонной тренировки не отошел… – начал Давид.

– У него болит бедро, – с железной уверенностью заявила Цаккель.

– В смысле?

– Правое бедро. Гиперкомпенсация. Посмотри на его спину, когда он стоит неподвижно, и увидишь – он горбится. Он тебе ничего не говорит, потому что боится тебя разочаровать.

– Откуда ты знаешь? – удивился Давид.

– В его возрасте я тоже так делала.

Давид долго колебался, но потом спросил:

– Кто тебя тренировал?

– Отец.

Говоря это, Цаккель ни на йоту не изменила выражения лица. Давид озадаченно поскреб шею.

– Спасибо. Поговорю с Филипом…

Цаккель достала из кармана клочок бумаги, нацарапала телефонный номер.

– Вот, это физиотерапевт. Лучше всех смыслит в подобных травмах. Отвези Филипа к нему, передай от меня привет.

И она вышли из судейской. Давид крикнул:

– Когда меня назначат тренером элитной команды, я тебе позвоню! Будешь моим ассистентом!

Ответ донесся из коридора – самоуверенный, словно самоочевидный:

– Это ты будешь МОИМ ассистентом!

Назавтра Давид отвез Филипа к физиотерапевту. Поездка туда и обратно заняла целый день; через несколько лет, давая интервью, Филип расскажет, как Давид весь остаток сезона таскал его к врачу раз в неделю. «Мой лучший тренер! Он спас мою карьеру!» Физиотерапевт работал на один из крупнейших хоккейных клубов страны, и на следующий год Филипа взяли туда. В том же году Давида пригласили туда тренером.

Элизабет Цаккель тоже будет претендовать на эту должность, но ее туда не возьмут.

Всегда справедливость. И всегда несправедливость.

* * *

Поздно вечером в дверь Давида позвонили. Открыла его беременная подруга. На пороге стоял Беньи.

Когда Давид спустился в прихожую, у него перехватило дыхание. Все взросление этого мальчика пронеслось перед глазами: Беньи и Кевин, лучшие друзья, дикарь и гений. Как же Давид любил их обоих. Почувствует ли он себя еще хоть раз в жизни тем тренером, что работал с ними?

– Входи! – пригласил счастливый Давид, но Беньи покачал головой.

Ему уже восемнадцать. Мужчина. Когда они с Кевином были детьми, Давид мотивировал их тысячью мелких приемов, но самым действенным было дать им поносить часы. Эти часы Давид унаследовал от отца, мальчишки их обожали, и когда один из них особо отличался на тренировке или в игре, то получал их во временное владение. И вот теперь Беньи протягивал эти часы Давиду:

– Отдай своему малышу. Мне они не очень подходят.

Весной, когда Давид покинул «Бьорнстад-Хоккей», он видел, как Беньи целуется с другим юношей. Как много тренер хотел ему тогда сказать и как мало нашел слов. Поэтому просто оставил отцовские часы на надгробии отца Беньи, вместе с шайбой, на которой написал: «По-прежнему самый смелый чувак».

– Я… – прошептал Давид, но не смог продолжать.

Беньи вложил часы ему в ладонь, Давид с такой силой впился в их металл, что девушка заплакала.

– У меня остается шайба, мне хватит, – сказал Беньи.

Давиду захотелось обнять его. Странное дело – оказывается, можно забыть, как обнимать другого.

– Через что тебе пришлось пройти… – искренне прошептал он.

Беньи прикусил щеки.

– Ты мой лучший коуч, – так же искренне ответил он.

«Коуч». Не «человек», не «друг». Просто «коуч». Боль от этого слова никогда не утихнет в душе Давида.

– В любой моей команде для тебя всегда найдется свитер с номером шестнадцать… – пообещал Давид.