Алисанда кивнула.

— Взошла заря, сила колдовского воинства убывала, а наша — прибывала. И в этот добрый час подоспели рыцари Монкера во главе с нашим добрым пастырем. Они врезались в самую гущу неприятельского войска и сражались без устали — наш добрый патер Брюнел не уступал ни одному из них в сражении.

— К стыду своему. — Священник печально кивнул, и Мэт вдруг заметил, что с пояса у него свисает меч. — Но чему быть, того не миновать. И все же я унесу крики умирающих с собой в могилу.

— Итак, — подытожил Мэт, — враг бежал или был побит, каждый по своему вкусу. Вы поехали вслед за нами. А вдруг неприятель вернется обратно этой ночью?

Алисанда покачала головой, Саесса же сказала:

— Все может быть, конечно. Но матушка настоятельница и слышать не хотела, чтобы мы остались там. Она просто приказала нам уехать: дескать, все, что касается ее высочества, важнее, чем безопасность Синестрианской обители. Если, как мы все надеемся, неприятель не вернется этой ночью, матушка со всеми монахинями скоро последует за нами. Может, они уже сейчас в пути. Она поручила мне сопровождать ее высочество, ибо я научилась от нее некоторым заклинаниям и могу быть полезной, если колдуны нападут на нашу законную престолонаследницу.

— Не хотелось бы такое предполагать, но все вполне разумно, — согласился Мэт. — Была ли у вас возможность проверить предположение?

— Никакой возможности. — Алисанда не скрывала досады. — Мы переночевали в открытом поле, у костра, и ни одна душа на нас не покусилась. Патер Брюнел спал крепким сном, мы с Саессой по очереди стояли на часах, не хотелось будить его. Он долго был в пути, сражался не меньше нашего, а спал гораздо меньше. И ночь выдалась спокойная.

— Ни намека на опасность, — добавила Саесса.

Это звучало подозрительно.

— Не нравится мне все это.

— Мне тоже, господин маг. — Сказала Алисанда. — Что делает колдун, когда все тихо?

— Замышляет нападение на нас. — Мэт выжал из себя слабую улыбку. — На что еще ему употребить время?

— Тогда и мы не будем употреблять его на разговоры. — Сэр Ги повернул коня на запад. — В путь, господа! Мы должны добраться до Греллига прежде, чем упадет тьма.

Они выехали из ущелья тесной гурьбой. Мэт сделал ее еще теснее.

— Стегоман, подвези-ка меня к коню сэра Ги!

Дракон с ворчанием двинулся вперед и, обойдя всех слева, поравнялся с боевым конем. Мэт наклонился с высоты и сказал сэру Ги на ухо:

— Сэр Ги, вы заметили, какое у Брюнела выражение лица?

Рыцарь кивнул.

— Да. Он похож на человека под пытками.

— Его можно понять: двадцать четыре часа проехать бок о бок со своим главным источником искушения. А она, кажется, не хочет проявить к нему никакого милосердия... Вам не кажется, что это может повлиять на военные действия и на наш духовный климат?

Рыцарь сверкнул улыбкой.

— Мне что — отвести в сторонку принцессу и священника? Расспросить обо всех подробностях их путешествия? Сколько мне потратить времени на расспросы, как вы полагаете?

Мэт искоса взглянул на Саессу.

— Ну, полчасика. Если эта леди не сочтет нужным придерживаться хотя бы вежливости, наша маленькая компания может распасться из-за внутреннего давления, прежде чем мы доберемся до поля битвы.

— Вы правы. А теперь отступите назад, лорд Мэтью.

Мэт выпрямился в седле, и Стегоман замедлил свой шаг. Сэр Ги обернулся и крикнул:

— Подъезжайте ко мне, патер Брюнел!

Брюнел взглянул на него и направил вперед коня. Несколько минут они беседовали вполголоса, потом священник беспомощно пожал плечами и кивнул на Алисанду. Сэр Ги позвал:

— Ваше высочество!

Нахмурясь, Алисанда подъехала к нему.

Мэт еще больше замедлил ход дракона, слыша теперь только слабое бормотание трех голосов, и пошел вровень с Саессой.

Она очень прямо держалась в седле, устремив глаза вперед, даже не глядя на него. Лед был крепок нынешним летом.

— Я... э-э... я хотел бы поговорить с вами немного: речь идет о сохранности нашего отряда... — начал он.

— О сохранности? — Саесса испуганно взглянула на него. Потом лицо ее прояснилось. — А, ты, верно, хочешь объединить наши магические усилия, на случай если нашим друзьям будет грозить опасность...

— Вообще-то я имел в виду скорее внутреннюю нашу сохранность. Между вами и патером Брюнелом постоянно держится напряженность, и это может нас всех рассорить. Не могли бы вы просто быть вежливой с ним?

Саесса окаменела, высоко подняв голову и снова глядя прямо перед собой.

— Ты просишь слишком многого.

— Почему? Он же вам не отвратителен, по-моему.

— Тебе-то откуда знать? — взорвалась Саесса.

Мэт пожал плечами.

— Тот фантом в виде Брюнела, под стенами Синестрии, когда вы его увидели, помните, что с вами было? Неужели вы скажете, что вы к нему равнодушны?

— Равнодушна или нет, это значения не имеет, — отрезала Саесса.

— Да, конечно, это просто разбивает наше маленькое счастливое семейство! Если он вам небезразличен, почему вы держитесь так оскорбительно по отношению к нему? Может, вы злитесь, что он не попался в ваши сети?

— Ну хватит! — Саесса в гневе обернулась к нему. — Тебе-то что за дело? Говори только о наших с тобой отношениях, если тебе угодно, но не о моих с кем-то еще. Что было между ним и мной — это наше дело, а не твое! Ты что, не знаешь: кто лезет в чужие жизни, может ненароком разрушить их?

— Но две ваши личные жизни могут разрушить все остальные, — возразил Мэт. Легкая усмешка тронула его лицо. — И почему вы так сердитесь, если он попался в ваши сети?.. Попался или нет?

Саесса медленно поникла головой.

— Мне кажется, вы должны этим гордиться, — мягко сказал Мэт. — Даже будучи во власти злых чар, вы сумели удержать священника от нарушения одного из его обетов.

— Ничего я не сумела, — сказала Саесса так тихо, что Мэт едва расслышал. — Да и не хотела этого. — Она подняла к нему лицо. — Его и удерживать-то не надо было. Едва я чарами склоняла его к нежности, как он вдруг начинал долго и нудно расписывать мне, какой он слабый, какой низкий и подлый. А я в это время ничего и вполовину так не желала, как одного только легкого прикосновения его руки. Он же, разругав себя на все лады, поворачивал к дверям, приговаривая, что не смеет больше осквернять меня своим мерзким присутствием. Я бросалась за ним, успокаивала, просила, умоляла, пока он не переставал рваться прочь. Потом тихонько, нежно, исподволь снова склоняла его к объятиям. И тут он снова вырывался и снова принимался честить себя!

— И вам приходилось идти по второму кругу?