Изменения происходили медленно и завершились лишь к середине следующего столетия, однако уже в последние десятилетия XVIII века наблюдался масштабный рост промышленности и производства, вскоре фабрики и заводы стали привычными чертами современности. Многие промышленные центры располагались на некотором удалении от старых городов и традиционных мест размещения профессиональных гильдий, поэтому промышленники могли создавать новые поселения, жители которых обслуживали бы их производство; рядом с заводами строилось жилье, часовни, церкви, школы, возникали огороды и трактиры. Учреждались благотворительные организации и система элементарного медицинского страхования; поощрялись занятия спортом, а также ежегодные совместные вылазки на природу в живописные места. Когда бунтовщики на фабрике Аркрайта в Кромфорде начали угрожать погромами, Ричард Аркрайт вооружил своих рабочих ружьями и копьями.

Цель создания новых фабрик была очевидна с самого начала. Собрав рабочих под одной крышей, их было проще контролировать и следить за ними, что, в свою очередь, способствовало повышению эффективности: за конкретную часть производственного процесса отвечало несколько «цехов» или рабочих участков. Мощные габаритные двигатели, которые теперь повсеместно внедрялись в производство, могли размещаться и обслуживаться лишь на крупных фабриках. Одного внешнего источника энергии, например реки, было достаточно, чтобы обеспечить работу тысячи машин. Неприступные стены были на страже коммерческой тайны, позволяя промышленникам держать в секрете тонкости и нюансы изготовления той или иной продукции. Высокая численность рабочей силы – мужчин, женщин и даже детей – создавала простор для экспериментов с режимом работы и разделением труда; теперь появилась возможность осуществлять производство не только днем, но и ночью.

Огромным преимуществом того времени была скорость. Все происходило быстрее. Рабочим приходилось быстрее совершать переходы, ускоряя шаг, чтобы поспевать друг за другом, при этом колеса и ремни крутились и вращались все быстрее и быстрее. Устаревшее законодательство гильдий и средневековые распорядки исчезали под натиском новых типов производства; отношения между рабочими и работодателями, а также привычный ритм жизни менялись навсегда. Неудивительно, что бушующая вовсю революция вызвала враждебность среди тех, чей жизненный уклад оказался под угрозой. В здании первой паровой мельницы в Брадфорде под названием Холм-Милл вспыхнули массовые протесты и бунты. На суконной фабрике в деревеньке Ставертон, недалеко от Тотнеса в графстве Девон, саботаж устроили сами рабочие.

Предполагалось, что машины должны экономить рабочую силу, однако огромный поток дешевеющих товаров означал, что рынок растет быстрее, чем число рабочих рук. В свою очередь, относительный дефицит рабочей силы стал причиной активных попыток повысить эффективность производства и внедрить инновации. В 1816 году крупный фабрикант и филантроп Роберт Оуэн заявил: «На моем предприятии в Нью-Ланарке… за машинами и процессами надзирают около двух тысяч взрослых и подростков… теперь они выполняют столько работы, сколько шестьдесят лет назад выполняло бы все трудоспособное население Шотландии».

Ключевым фактором успеха было правильное разделение труда – эту концепцию Адам Смит превозносил в первой главе «Исследования о природе и причинах богатства народов» (1776). Он рассматривает новую промышленную систему на примере производства булавок: «Один рабочий тянет проволоку, другой выпрямляет ее, третий обрезает, четвертый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания головки; изготовление самой головки требует двух или трех самостоятельных операций; насадка ее составляет особую операцию, полировка булавки – другую; отдельной операцией является даже упаковка готовых булавок; таким образом, сложный процесс изготовления булавок разделен приблизительно на восемнадцать самостоятельных операций…»

Восемнадцать рабочих за несколько секунд могли сделать то, что у одного человека заняло бы целый день. Это, в свою очередь, требовало подбора специализированных рабочих, которые непрерывно стремились бы повысить свои технические навыки; цель состояла в том, чтобы добиться более высокой четкости и точности работы. Однако такое разделение труда требовало усилий многих сотен женщин и детей, которым, как правило, поручали рутинные и монотонные операции. Итак, изменения в национальных отраслях промышленности спровоцировали новое разделение внутри рабочего класса.

Еще одним символом промышленных преобразований была потребность в стандартизации, которая считалась важнейшим условием массового производства и стимулировала стремление к точности, постоянству, эффективности и скорости. Для создания национального рынка была необходима стабильность. И разумеется, для этого требовалась механизация. Шотландский инженер, изобретатель парового молота и гидравлического пресса Джеймс Несмит писал об этом: «…перебои в работе и небрежение рабочих… существенно подстегнули спрос на автоматическое машинное оборудование… Машины никогда не пьянели; у них не тряслись руки от чрезмерного употребления алкоголя; они всегда были на работе; они не устраивали забастовки, требуя повышения зарплат; они всегда действовали четко, слаженно и бесперебойно, даже когда производили самые хрупкие или самые массивные элементы механических конструкций».

От рабочих по умолчанию ожидали, что они подобно машинам будут вести себя беспристрастно, а работать бесперебойно. В газете Edinburgh Review писали: «Рабочий, подражая машине и прибегая к ее помощи, достигает мастерства, граничащего с совершенством». Но каково было этим мужчинам, женщинам и детям? Решающее слово в этом вопросе еще 2000 лет назад сказал греческий историк Ксенофонт, который в труде «Домострой» (греч. Oeconomicus)[194] назвал ремесла зазорным занятием, «ведь ремесло вредит телу и рабочих, и надсмотрщиков, заставляя их вести сидячий образ жизни, без солнца, а при некоторых ремеслах приходится проводить целый день у огня. А когда тело изнеживается, то и душа становится гораздо слабее»[195].

Вполне понятно, что многим из тех, кто работал на фабрике, приходилось соглашаться на каторжный труд – в сущности, это была более напряженная или, по крайней мере, более явная форма рабства. Долгие годы специалисты по истории общества спорили о лишениях, которые испытывали трудящиеся на земле или в господском доме, однако работа на фабрике предполагала куда более жесткое принуждение и строжайшую дисциплину. Личные связи нарушались, а иллюзия независимости человека исчезла. Согласие принять новую форму несвободы, неизбежная необходимость подчиниться миру, в котором царили режим и дисциплина, работать установленное количество часов по четко регламентированному распорядку – все это предполагало глубокие изменения в общем положении вещей. Многие считали, что наемные рабочие утратили права свободно рожденных англичан. В 1765 году историк Адам Фергюсон писал: «Мы создаем нацию рабов, у нас уже не осталось свободных граждан». Мужчины и женщины стали «руками» или инструментами, которые оказались в распоряжении хозяина-промышленника, считавшего их лишь частью своей огромной машины. Учитывая, что некогда таких рабочих называли «душами», изменение словаря весьма показательно. Парламенту сообщалось, что рабочие выражают «крайнее недовольство» четко установленными часами работы и жестким распорядком, ведь все это было противоестественно.