— Но ты ведь любишь пиццу?

— Все в порядке.

— Но ты не ешь!

— Мама, она слишком жирная. Я растолстею, или у меня будут прыщи. Один уже появился на подбородке на прошлой неделе.

— Но у тебя нет никакой предрасположенности. Ни я, ни папа…

— Ты можешь что-нибудь приготовить?

И Туве смотрит на нее, словно хочет сказать: «Я знаю, мама, каково тебе сейчас. Я уже взрослая, не лги мне. Лучше убеди меня в том, что ты с этим справилась».

Малин наливает вина из пакета, купленного на днях по дороге домой с работы. Это третий или четвертый стакан? Нет, уже пятый. Малин видит, как Туве морщит нос.

— Зачем тебе пить сегодня? Ведь я приехала к тебе, как ты и хотела.

— У меня праздник, — отвечает Малин. — Наконец ты здесь.

— Ты совсем больна.

— Я здорова.

— Нет, у тебя алкоголизм.

— Что ты сказала?

Туве молча ковыряет вилкой в пицце.

— Ты должна понять одну вещь, Туве: я выпиваю иногда, но я не алкоголичка. Ты поняла?

Взгляд Туве мрачнеет.

— Тогда зачем ты пьешь?

— Дело не в этом, — говорит Малин.

— А в чем?

— Ты слишком молода, чтобы понять.

В глазах Туве появляется выражение отвращения, а Малин чувствует стыд. Ей хочется исправиться, сказать «ты права, Туве», но тут ее рука начинает трястись. Туве испуганно смотрит на мать, на ее руку, но молчит.

— Как у тебя дела в школе? — спрашивает Малин.

— Папа говорил, что ты…

— Что говорил папа?

— Ничего.

— Скажи, что он говорил.

— Ничего.

— Вы сговорились с ним против меня, так?

Туве не отвечает.

— Он настраивает тебя против меня, — продолжает Малин.

— Ты пьяна, мама, — отвечает Туве. — Это папа захотел, чтобы я приехала к тебе.

— То есть сама ты этого не хотела?

— Ты пьяна.

— Я не пьяна и буду пить, сколько хочу.

— Ты должна…

— Я сама знаю, что я должна. Я должна выпить весь этот чертов пакет. Ты ведь решила навсегда остаться у папы, так?

Туве поднимает глаза.

— Так?! — кричит Малин. — Говори!

Малин стоит посреди кухни и озлобленно и в то же время умоляюще смотрит на дочь.

Не меняясь в лице, Туве поднимается и спокойно говорит, глядя в глаза матери:

— Да, я так решила. Здесь я жить не могу.

— Почему же не можешь?

Туве идет в прихожую и надевает куртку. Потом открывает входную дверь и выходит из квартиры.

Малин залпом допивает вино в прихожей. Заслышав шаги Туве на лестнице, она бросает стакан в стену и кричит:

— Подожди! Вернись! Туве, вернись!

Туве бежит по Стургатан, вниз, к Стонгону, мимо магазина «Хемчёп» и боулинг-зала, подставляя лицо навстречу дождевым каплям: они разгоняют мысли, и из-за них она не замечает, как по щекам текут слезы.

Черт с тобой, мама. Черт с тобой, черт с тобой.

Она старается не думать о матери.

Папа вечером работает, значит, я буду дома одна. Я смогу это, я хочу этого.

Надеюсь, он уже на пожарной станции. Черт с тобой, мама.

Сердце готово разорваться или выскочить из груди.

У нее что-то сжимается в желудке. К черту, к черту эту осень и этот город!

По другую сторону моста она видит пожарную станцию. В свете высоких уличных фонарей ее стены кажутся желтыми.

Туве бежит по направлению к станции.

— Что случилось, Туве? — испуганно спрашивает ее вахтер Гудрун.

— Папа здесь?

— Он наверху, поднимись к нему.

Через пять минут Туве сидит на постели в темной комнате, уткнувшись лицом в папины колени. Он гладит ее по щекам и утешает. Вдруг включается свет и воет сирена.

— Проклятие! — ругается папа. — Опять кого-нибудь затопило. Я должен идти.

— Я подожду тебя здесь, — говорит Туве, и папа целует ее в щеку.

Вскоре вокруг снова становится темно и тихо, и Туве старается ни о чем не думать.

Ей снится, что она стоит на краю огромной равнины. У нее нет карты и вокруг темно, но она знает, что должна идти вперед. Как будто некий внутренний голос указывает ей, куда надо идти. И это уже не голос ребенка.

Дешевое вино портит настроение.

Малин лежит в постели, слушает, как в окно барабанят капли дождя. Она звонила Туве, но та отключила мобильник.

Форс закрывает глаза. Ей видятся знакомые лица: Туве, мамы, папы, Янне.

Уходи, Туве. Живи, где хочешь, мне нет до этого никакого дела.

Лица презрительно улыбаются. Не в силах этого вынести, Малин открывает и снова зажмуривает глаза.

Теперь ей видится Даниэль Хёгфельдт. У него влажные губы, и Малин чувствует, как в ней пробуждается желание.

А потом возникает Мария Мюрвалль в своей больничной палате.

Фогельшё.

Мертвые и живые, бездушные.

Йохен Гольдман.

Автобус, на котором приезжает на работу Вальдемар и на который он одно время постоянно жаловался.

Мама Андреаса Экстрёма. Мама Ясмин Сандстен в больничной палате.

Юнас Карлссон, ты вымогал у Петерссона деньги? Ты хотел стать таким, как он? Но поскольку преступник в обоих случаях один и тот же, то это наверняка не ты. Мы проверяли, на время второго убийства у тебя железное алиби.

Андерс Дальстрём, друг Андреаса Экстрёма. Может, это он узнал от кого-нибудь всю правду о той ночи и отомстил за смерть друга? Но причем здесь Фредрик Фогельшё?

Нити их жизней уводят в темноту. Где-то кричит черная птица. Голова идет кругом. «Что я упустила? Чего не заметила? Сколько я выпила? Два стакана? А может, пять? Я еще могу сесть за руль. Да, могу. Да и вряд ли мои коллеги вышли в такую погоду дежурить на улицы».

Ты выходишь из машины на замковом холме, Малин.

Скугсо красивый замок, хотя твои затуманенные алкоголем глаза этого не замечают.

Он так и не стал моим, хотя, когда я жил в нем, думал иначе.

Ветер раскачивает зеленые фонари вдоль замкового рва, души замурованных пленников о чем-то шепчутся. Ты видишь свечение на каменных стенах? Это они подают знак.

По дороге сюда тебе повезло.