– А как же Мейсон?

– Думаю, сейчас он не опасен. И он тебя не считает опасной, потому что не знает, что ты за ним шпионила. Он будет искать Хиггинза, найдет его мертвым и решит, что тебе удалось бежать самой.

– Но он удивится, почему я не рассказала обо всем отцу.

Тревис мгновение подумал, глядя на нее, потом сказал:

– Он поймет, что ты не хочешь говорить отцу, что шпионишь за ним.

Мэрили охнула:

– Так ты знаешь? Я хотела поговорить с ним, образумить. Ты не можешь арестовать моего отца, Тревис!

Он взял ее руки и задержал в своих, осматривая раны.

– Скажешь, что запуталась в поводьях, когда падала с лошади, и содрала кожу на руках. Слава Богу, раны несерьезные.

– Тревис, ты меня не слушаешь! – воскликнула Мэрили. – Я должна спасти своего отца от тюрьмы и позора! Я не позволю тебе сломать ему жизнь.

Он крепко держал ее за руки.

– Знаю, милая, тебе тяжело, но, мне кажется, ты уже поняла, что будет не совсем так, как ты хочешь. Я давно бы уже придушил ку-клукс-клан, но мне надо было определить, кто за ним стоит, кто является его мозговым центром. И я его вычислил. Осталось только собрать побольше улик, чтобы отправить его за решетку. Твой отец – человек умный, он умеет прятать концы в воду. К нему нелегко было подобраться, и я не хочу, чтобы мои усилия пропали даром.

По ее щекам текли слезы.

– Нет, я не позволю тебе тронуть моего отца!

– А как ты можешь мне помешать? – спросил Тревис с усмешкой, потом взял ее за подбородок, заставив посмотреть ему прямо в глаза. – Послушай меня, все будет именно так. Я знаю, ты любишь своего отца, и твоя дочерняя преданность достойна восхищения. Но теперь уже поздно. Я слишком долго за ним охотился.

– Арестуй Мейсона и остальных, но оставь папу! – вскричала Мэрили. – Если они будут в тюрьме, ку-клукс-клан останется без верхушки и развалится сам по себе.

Тревис покачал головой:

– Ты сама знаешь, что это несправедливо. Почему они должны томиться в тюрьме, если твой отец будет разгуливать на свободе? Ты можешь меня ненавидеть, но я не дам ему выйти сухим из воды! Даже если ты его предупредишь, я все равно доберусь до него, поняла?

– Поняла, – пробормотала она, зажмурившись.

– И хватит себя корить! Твой отец знал, что делал. Он занимался этим ради себя.

– А как же Элейн? – Мэрили прищурила глаза. – Если ты арестуешь нашего отца, она возненавидит тебя еще больше.

– Пусть ненавидит, мне-то что? Мое дело – блюсти закон.

– Ты вскружил Элейн голову, она влюбилась в тебя, – сказала Мэрили с укоризной. – Неужели тебе плевать на ее чувства?

– Я не просил ее в меня влюбляться.

Мэрили не выдержала. На нее слишком много всего навалилось: куклуксклановцы, змея, теперь выяснилось, что Тревис знает про отца… Ну что ж, пусть узнает и еще кое-что!

– Помнишь, ты остался у нас ночевать? Так вот, я слышала, как Элейн пробралась к тебе в спальню, – выпалила Мэрили, – а потом, в другую ночь, я слышала, как вы с ней занимались любовью на склоне у родника. Я знаю, Уиллис возил ее в город на свидания с тобой. Так что, как видишь, мне известно о ваших отношениях. И после этого ты посмеешь бессердечно заявить, что она ничего для тебя не значит?

– Я ей ничего не обещал. Она получила то, что хотела, – просто сказал он.

– И что же? – сердито вскричала Мэрили.

– Удовлетворение. – Тревис даже не отвел глаз. – Впрочем, таким женщинам, как она, больше ничего и не надо от мужчины. Сами они называют это романтической любовью, чтобы оправдаться в глазах общества. Я же смотрю на вещи иначе. Если мужчина и женщина хотят друг друга, кто сказал, что им непременно надо жениться? И при чем здесь любовь? Все это чушь собачья! Пусть получат удовольствие, и плевать, что подумают люди!

Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула:

– Я была права. Ты дикарь, Тревис Колтрейн.

Он бросился к ней и, схватив ее за плечи, повалил на душистую сосновую хвою, потом лег сверху.

– Ах так, я дикарь, да? – прошептал он, почти касаясь ее губ своими. – Интересно, с чего ты это взяла? Помнится, когда мы занимались любовью, тебе понравилось.

– Ну же, давай! – вскричала Мэрили с вызовом, горькие слезы жгли ей глаза. – Изнасилуй меня! Ты ведь так поступаешь со своими женщинами!

– Я не насилую женщин! – усмехнулся Тревис. – Мне это не нужно. И знаешь почему? Потому что я умею заставить их умолять о близости. Ты можешь это понять, самоуверенная девчонка? Мне еще ни разу в жизни не пришлось насиловать женщину.

Тревис впился в ее губы, и Мэрили отчаянно замотала головой, тщетно пытаясь прервать поцелуй. Он повернул ее на бок и завел ее руки за спину, крепко удерживая их там. Мэрили, сама того не желая, отвечала на его поцелуй, прогибаясь навстречу его телу. Она уже забыла о своей вспышке ненависти.

Он оторвался от ее губ и прошептал:

– Скажи, чтобы я перестал! Скажи, что я дикарь! Скажи, чтобы я убирался к черту!

Мэрили застонала, и он, усмехнувшись, отпустил ее руки. Она быстро обхватила его спину, крепче прижав к себе.

– Пожалуйста, Тревис, не останавливайся! – взмолилась она. – Я хочу тебя.

– Но ведь это нехорошо – вот так просто получать удовольствие, правда? – поддразнил он. – Нехорошо.

Ее пальцы впились в его ягодицы.

– Я не знаю, что плохо, а что хорошо, – простонала она, – я хочу тебя!

Ураганные ветры блаженства подхватили ее и понесли ввысь, закачав на своих мягких крыльях. Она отдалась во власть этого всепоглощающего движения. Тысячи крошечных звездочек каскадом посыпались на нее. Ах, как чудесно… как сладко… В этот момент она поняла, что запретный плод слаще самого сладкого нектара богов.

Тревис ехал в задумчивом молчании, Мэрили сидела сзади, держась за седло, а не за его талию. Злится! Он заставил ее просить. Черт возьми, он терпеть не мог женщин, которые корчили из себя святош! Пусть теперь злится, ему-то не все равно?

«А вот и не все равно», – предостерегающе заговорил в нем внутренний голос. В Мэрили было нечто такое, что вынуждало его желать большего, и это пугало Тревиса. Ему только не хватало всерьез увлечься женщиной! С Китти это тоже случилось помимо его воли. Конечно, им было очень хорошо вдвоем, но наряду с удовольствием была и боль. Ее безрассудная любовь толкнула его на Гаити и определила ее роковую встречу с Люком Тейтом. Окажись он тогда рядом с ней, она осталась бы жива, у маленького Джона была бы мать, а у него – жена. А теперь у него ничего не было. Так лучше, черт возьми! Ничего не имеешь – ни за что не отвечаешь. Он свободен и не собирается расставаться с этой свободой.