Таким образом, несмотря на многочисленные политические аресты и расстрелы, белый режим на Севере России не опирался исключительно или даже преимущественно на террор. Жертвами расправ становились, как правило, участники восстаний в белых полках, пленные большевистские комиссары и наиболее скомпрометированные советские руководители. Более жестокие политические репрессии, как это было типично для Гражданской войны, прокатывались по недавно захваченным территориям. В частности, когда белые кратковременно заняли Яренский уезд Вологодской губернии, по уезду было расстреляно до ста человек по приказу местного военачальника капитана Н.П. Орлова, как позже утверждала советская уездная комиссия по установлению жертв белого террора[743]. Однако в целом Северный фронт отличался малой подвижностью, поэтому случаи, подобные яренским, были немногочисленны.

Судя по всему, репрессии со стороны белых также не изменили радикально состав местных самоуправлений. Хотя политические аресты смели некоторые уездные советы и управы, они глубоко не затронули волостную и сельскую администрацию. Несмотря на случаи арестов председателей и членов волостных советов и комитетов бедноты на недавно захваченных территориях[744], многочисленные свидетельства о составе самоуправлений говорят о том, что в сельской и волостной администрации массово продолжали работать прежние лидеры.

Устойчивость власти в деревне на протяжении Гражданской войны, безусловно, была связана с тем, что белые не могли жестко контролировать территорию, находившуюся под их управлением, так как все силы и ресурсы Северной области были направлены на фронт. В то же время очевидно, что белое руководство не пыталось изменить местное управление и вообще отношения в обществе в такой степени, как это стремилась делать советская власть. Белый террор, несмотря на мстительность некоторых военачальников и упорство старорежимных судей, не являлся средством социальной инженерии[745]. Вероятно, белый террор в Северной области несколько приглушил голоса недовольных и запугал некоторых из возможных сторонников большевиков. Однако в целом население Архангельской губернии поддерживало белую власть и воевало в составе белой армии прежде всего не потому, что боялось репрессий. Главным мотивом было то, что содействие власти обещало принести некоторые выгоды, способствовать разрешению сельских споров и помочь выжить в трудных условиях Гражданской войны.

Армия Северной области значительно уступала по численности белым армиям Южного и Восточного фронтов. Но если учесть малонаселенность Архангельской губернии, отсутствие в ней многочисленных представителей военизированного сословия казаков и значительного притока антибольшевистски настроенных офицеров из центра, масштабы мобилизации на Севере были беспрецедентны для российской Гражданской войны. Несмотря на случавшиеся уклонения от призыва и дезертирство, от которых страдали все армии, и красные, и белые, архангельскому руководству удалось поставить под ружье примерно десятую часть всех жителей области. Этот показатель был близок к масштабам мобилизации в годы общенациональной Первой мировой войны и далеко превосходил масштабы призывов в войне Гражданской. Но с чем было связано решение населения Архангельской губернии настолько массово откликнуться на призыв в белую армию или даже добровольно встать под флаг борьбы с большевиками?

Первыми бойцами северной армии были группы офицеров, которые вместе с союзными войсками продвигались в глубь территории губернии, и крестьяне из сельских отрядов самообороны, действовавших в Северной области накануне и в первые недели после антибольшевистского переворота[746]. Крестьянские отряды включали в себя бывших солдат-фронтовиков мировой войны, участников недавних восстаний против красной мобилизации, членов кооперативов, собранных эсеровским руководством для содействия перевороту, а также группы крестьян, выступивших по решению сельских и волостных сходов для защиты своих деревень от разгрома со стороны отступавших красноармейцев. Однако эти отряды не были постоянными. Они распадались вскоре после того, как на местах были смещены непопулярные большевистские руководители, отступала опасность насильственной красной мобилизации и фронт отодвигался дальше от их деревень. Поэтому когда на второй неделе августа 1918 г. Сергей Маслов, глава Военного отдела Северного правительства, направился в информационную поездку по губернии, он обнаружил лишь разрозненные вооруженные крестьянские группы, которые уменьшались с каждым днем. Он с отчаянием писал из Холмогор, его первой остановки после Архангельска, что созданный там крестьянский отряд «с каждым днем все тает» и вскоре вовсе исчезнет[747]. Северное правительство видело подтверждение этому и в самом Архангельске. Так, крестьянский отряд, содействовавший белому перевороту в городе, отказался преследовать отступавшего противника и мирно разошелся по деревням, после того как власть перешла в руки Верховного управления. Из Онежского уезда также сообщали, что большинство крестьян-добровольцев отказывались идти в наступление, мотивируя это тем, что «шли только для защиты селения Порог». Подобная картина наблюдалась и в других уездах[748].

Исчезновение крестьянских отрядов заставило Северное правительство отказаться от первоначальных надежд создать добровольческую армию. И уже 20 августа 1918 г. кабинет объявил о восстановлении на территории области всеобщей воинской повинности[749]. Однако действительный набор в войска постоянно откладывался из-за нехватки офицеров, кадровой чехарды в командовании войсками Северной области и отсутствия на местах мобилизационного аппарата[750]. Видимо, правительство медлило еще и потому, что опасалось создавать армию из бывших фронтовиков, прошедших через все этапы разложения старой армии. Поэтому еще до начала призыва в уездах оно понизило минимальный возраст призываемых с традиционного 21 года до 19 лет, чтобы в армии оказались хотя и менее обученные, но, как предполагалось, более дисциплинированные кадры[751]. После многочисленных задержек первые уездные мобилизации были начаты только 10 октября 1918 г.[752] Но даже тогда, казалось, мобилизация была на грани срыва.