Ксантия немедленно попросила разрешения помогать гостям, и Старейшины согласились. Юная послушница наконец-то проявила участие к другим людям и интересовалась кем-то, кроме себя самой. Тем временем Ксантия наблюдала за клуком и Элиссой. Между ними как будто была натянута невидимая нить: никто из них не произносил ни слова, однако они несомненно общались. Послушницу одолевало любопытство.

Саксен выжил лишь благодаря неустанным заботам Соррели и Старейшин. Однако инквизиторы жестоко искалечили его, выкололи глаза, а язык вырвали и бросили бродячим собакам. Кажется, в его теле не осталось ни одной целой кости. Руки и ноги срослись неудачно и напоминали кривые сучья. Бывший циркач едва двигался, а его спина… Даже Ксантия понимала, что Саксен никогда не сможет ходить прямо… а ведь он еще молод!.. Говорить клук тоже не мог и только изредка кряхтел, но предпочитал вообще не издавать звуков, только пожимал плечами, кивал или качал головой. Ксантия заметила, что он обожает Элиссу… Нет, скорее поклоняется ей. Это была еще одна загадка, которую девушке очень хотелось разгадать.

Недели шли за неделями. Миновала осень, наступила зима, а странная троица не выражала желания покидать Академию. Все шло к тому, чтобы Элисса стала послушницей. Из разговоров с Соррелью Старейшины уже знали, что девушка обладает даром Чувствующей, а значит, только в стенах Академии может чувствовать себя в безопасности.

Это было щедрое предложение. Однако Соррель поставила условие: Саксену позволят остаться в Карембоше. Разумеется, в саму Академию вход мужчинам был запрещен, но карембош — это не только Академия. Клук ухаживал за животными, выполнял мелкие поручения. Спал он на сеновале, есть старался в одиночестве, в одном из маленьких двориков, что во множестве окружали главное здание.

Ксантия снова посмотрела вслед Элиссе. Если бы не ее упорство, эта златовласка так и сидела бы в своей раковине. Может быть, Саксен помог своей богине сохранить рассудок… Но никто иная, как она, Ксантия, вернула ей присутствие духа. Теперь, пять лет спустя, трудно поверить, что это все то же робкое создание. Лишь иногда напоминают о себе шрамы, которые остались у нее в душе. Так, Элисса отказывалась говорить о своем прошлом, а при одном имени Инквизитора Гота застывала, словно превращалась в статую.

— Мне надо закончить работу в архивах, Ксантия.

Все-таки ответила! В любом случае, Ксантия не собиралась так легко отпускать свою жертву. Тем более, когда вокруг столько зрителей- молодых послушниц, на которых следует произвести впечатление.

— Элисса, у тебя с головой все в порядке? Ты слышала, что говорила Старейшина Мей? Со дня на день здесь будет гость из Тала. И не королева Найрия — ты слышала? Она заболела, поэтому не приедет. И король тоже не приедет, а он такой милый…

— Если честно, меня это не интересует,- ответила Элисса.

Ксантия пихнула в бок одну из своих подружек.

— Ах, какие мы правильные. Нам же запрещено касаться мужчин… Но мы все равно созданы из плоти и крови. И нам никто не помешает испытывать…

Она замолчала, подыскивая подходящее выражение, но пауза получилась весьма выразительной.

— … плотское влечение.

Последние слова Ксантия произнесла с совершенно неописуемой миной, к вящему восторгу зрительниц. Девушки хором рассмеялись.

Элисса сделала над собой усилие. Она не хотела читать мораль или изображать снисходительность, однако последнее время в разговоре с Ксантией неизменно чувствовала себя Хорошей Девочкой.

— Ты играешь с огнем и знаешь это. Зачем мучиться из-за того, чем тебе никогда не позволят насладиться?

Ксантия сделала вид, что пропустила замечание мимо ушей. Она улыбнулась своим подружкам, и Элисса словно увидела прежнюю, некогда обожаемую Ксантию.

— Обычно к нам присылают старого лекаря, из которого уже песочек сыпется. Но я знаю, что на этот раз приедет не он. Я выясняла. Так что… Только представь: молодой, высокий, красивый до безумия… Ах! — Ксантия закатила глаза.

— Или толстый коротышка, которому хорошо за тридцати — фыркнула одна из послушниц. — У которого одышка и изо рта плохо пахнет.

На этот раз Элисса не выдержала и улыбнулась. В любом случае, надо уходить. Если Ксантия решила ее задеть, то непременно добьется своего. Так что лучше не дожидаться.

Ксантия трагически скрестила руки на груди.

— О нет. Только не в этот раз. Я отказываюсь в это верить.

— А о чем вообще разговор? — спросила другая девушка.

— Да о том, что нам всего раз в десять лет выпадает возможность потанцевать с мужчинами, глупенькая! На время празднеств мы получаем послабление! А наша Элисса…

«Ну вот, начинается».

— … такая красотка, что перед ней никто не сможет устоять. Элисса с презрением посмотрела на Ксантию.

— Думай побольше о работе, а о мужчинах поменьше. Или ты забыла, кто мы такие?

Она тут же пожалела о том, что сказала.

— Как я могу об этом забыть, Элисса? Мне жаль, что меня вообще сюда привезли. Лучше бы я попытала счастья и померилась силами с Инквизитором Готом!

Элисса всегда следила за своим лицом. Но сейчас Ксантия увидела, как оно становится ледяным — прежде, чем ее золотоволосая подруга развернулась и скрылась в коридоре. Ксантия пожала плечами. Отлично. Ей все-таки удалось поддеть эту гордячку.

У Ксантии были все основания считать себя пленницей. Она не боялась Гота, хотя знала, что сделали инквизиторы с ее собственной матерью, которая была Чувствующей. Найти бы этих деревенских доброхотов, которые передали ее, Ксантию, в руки Старейшин Академии… Ох, она соберет все крохи своих сил и разделается с ними! Этот гнев до сих пор кипел в ее сердце. Здесь, в Академии, все было ненавистно — и эти показное благочестие, и строгие порядки, и отношение к мужчинам, противное человеческой природе… и прежде всего — невозможность пользоваться своим даром. В отличие от большинства женщин Ксантия оказалась в Карембоше не по доброй воле. Девушка знала, что гораздо сильнее матера и будь у нее выбор, предпочла бы свободу.

Она коснулась архалитового диска, который блестел у нее на переносице. Только бы от него избавиться… Но как? Ксантия постоянно ломала над этим голову, но все без толку. Чего она только не пробовала! Порой она, как маленькая девочка яростно, до крови раздирала кожу ногтями, пытаясь содрать ненавистный камень. И каждый раз Старейшины торжественно напоминали ей, что архалит прикрепляется лишь ко лбу Чувствующих и остается там навечно.

— Нет в Королевстве ни грубой силы, ни волшебства, что поможет снять этот камень, дитя мое, — твердила Старейшина Айрис. — Считай его частью себя.

Но Ксантия не могла так считать. Она не желала быть послушницей, и со временем это превратилось в навязчивую идею.

Однако двенадцать месяцев назад умерла Хелен, и вскоре весь монастырь узнал, что новую Старейшину выберут из числа старших послушниц. Ксантия не верила своим ушам. Она провела в Академии семнадцать зим, и ни разу за это время здесь не выбирали Старейшин. Да, это ее шанс. Наконец-то она сможет сбросить оковы. Наконец-то сможет добиться хоть какого-то подобия свободы, положения, власти… А может быть, даже права путешествовать по Королевству.