– Знаю, – кивнула она.

Теперь я настоящий сантарогиец, подумал Десейн.

Он лежал, прокручивая эту мысль в своем сознании. В нем прорезалась такая острота ощущений, что казалось, он способен дотянуться и прикоснуться к Дженни даже теперь, когда, отпустив его руку, она отошла и оставила его лежать одного. В этой остроте восприятия не было ничего от телепатии. Скорее это был невидимый, но стойкий контакт со всеми, кто его окружал. Это было и в озере, в котором они плавали. Когда один из них касался воды, другие знали про это.

Господи! Во что же Джаспер способен превратить этот мир, подумал Десейн.

Мысли его не были спокойны, они бушевали, насылая пенящиеся волны на озеро обретенного взаимопонимания. Все это было крайне опасно. Десейн попытался отвлечься. Он вспомнил, как и зачем тут очутился, но теперь он видел свою задачу в совершенно иной перспективе. Чего хотели пославшие его сюда люди? Доказательств.

Однако Десейн не мог сосредоточиться на том, что они желали получить. Потому что среди доказательств должна была оказаться и машина Джерси Хофстеддера, и особая, унаследованная от первых янки сдержанность этих людей.

Десейн вдруг обнаружил, что друзья Дженни теперь замечают его. Они смотрели на него, смотрели прямо; они с ним разговаривали. А когда он захотел встать и подойти к большому костру, который они соорудили, чтобы уберечься от вечерней прохлады, несколько сильных рук, не дожидаясь его просьбы, подхватили его и помогли добраться до огня.

Наступила ночь.

Десейн сидел на одеяле около Дженни. В темноте кто-то негромко играл на гитаре. Луна высветила половину озера, оставив на другой его стороне темное пятно, которое лежало, подобно тяжелому черному камню. Рябь, поднятая вечерним бризом, омывала камень, и казалось, если темнота отступит, на ее месте засверкают огни волшебной страны фей.

Дженни прижалась к Десейну и прошептала:

– Ты уже лучше себя чувствуешь, я знаю.

Он молча кивнул.

Около озера горели факелы – люди закрепляли лодки на ночь. Кто-то протянул Десейну бутерброд с изрядной порцией Джаспера. Он принялся есть, не сводя глаз с факелов и костра, которые отбрасывали алые отблески на окружавшие озеро деревья. От них тянулись причудливые тени, а в небо, к самой луне, поднимались голубиные крылья дыма. Неожиданно для самого себя Десейн сунул в карман кусочек бутерброда.

По причине, которую он вряд ли смог бы себе объяснить, Десейн вспомнил, как в один из дней, после того, как Дженни уехала из университета, начался дождь. Он тогда высунул руку из окна, чтобы поймать несколько дождинок, и увидел лужайку под окном, усыпанную крупными каплями – словно кто-то разорвал жемчужное ожерелье и разбросал жемчуг в траве.

Внезапно ветер над озером изменился и направил на них дым от костра. Тот попал Десейну в глаза, в горло, и это напомнило ему, что здесь, рядом с ним сидит и ждет Дженни. Подумав о ней, он потянулся и поцеловал ее в губы. Это был долгий поцелуй, полный гитарной музыки, воспоминаний о дожде и аромата дыма. Как я смогу все это объяснить? Селадор решит, будто я сошел с ума, подумал он.

Дженни пошевелилась в его объятьях, погладила его шею.

– Давай поскорее поженимся, – сказала она.

А почему бы и нет? Я же теперь сантарогиец!

Но эта мысль вдруг наполнила душу Десейна страхом, пронзила болью его грудь и заставила Дженни содрогнуться. Она отстранилась, и Десейн увидел в ее глазах тревогу.

– Все будет хорошо, – произнесла она.

Тем не менее волнение звучало в ее голосе. А Десейн увидел в наступившей ночи и угрозу. Гитарист издал неверную ноту и умолк.

Луна добралась и до темной стороны озера, но ее свет не открыл дорогу в волшебную страну – просто стало больше воды, больше деревьев.

Ночь принесла с собой холод.

Дженни вновь прижалась губами к губам Десейна.

Он знал, что любит ее. Для него это было единственное, что имело значение. Но волшебство ночи исчезло, растворившись без остатка. Десейн чувствовал, что стал жертвой безумия, и оно оставило на нем свой отпечаток.

Когда Дженни отстранилась, он прошептал:

– Я хочу, чтобы мы поженились. Я люблю тебя, но… мне нужно время. Мне нужно…

– Я знаю, милый, – ответила она и погладила его по щеке. – Времени у тебя – сколько угодно.

В голосе Дженни вновь зазвучала отстраненность. Десейн ощутил, какая наступила холодная ночь.

Неожиданно все зашевелились, поднялись и направились к грузовику.

– Пора обратно, – сказала Дженни.

Обратно – это куда?

Она поднялась и помогла встать Десейну. Выпрямившись, он почувствовал головокружение, но Дженни удержала его.

– Может, покажешь голову дяде Лоренсу? – предложила она.

Доктору Пиаже? Вот что означает это «обратно», куда его хотят вернуть. Пиаже. И они с доктором продолжат свою игру в правду и ложь. Этого требует и Джаспер.

– Утром, – ответил Десейн.

– Не сегодня?

Я увижусь с ним, когда это будет надо мне, подумал он. Вслух же сказал:

– Нет, не сегодня.

Похоже, его ответ обеспокоил Дженни. Сидя рядом с ним в грузовике по пути домой, она старалась не касаться его плеча.

Когда грузовик отъехал, оставив Десейна во дворе гостиницы, он, задумавшись, стоял и смотрел в ночное небо. Поцелуй, которым Дженни одарила его на прощание – поцелуй напряженных, слегка дрожащих губ, – все еще покалывал его губы. В воздухе витал запах выхлопных газов и машинного масла. Откуда-то из глубин здания доносились звуки музыки – играло радио. Гравий подъездной дорожки остро врезался в подошвы ботинок.

Десейн неторопливо вынул руку из правого кармана, раскрыл ладонь и принялся изучать лежавший на ней маленький шарик, едва различимый в тусклом свете, который источала вывеска гостиницы. Вокруг распространился сильный аромат Джаспера. Шарик представлял собой сплющенный кусочек хлеба, в нем находились крохотные полоски сыра и бекона – остатки бутерброда, Десейна угощали им на пикнике.

Догадались ли Дженни и ее друзья, что он стащил этот кусок?

Десейн размышлял, нужно ли пойти в номер и переодеться. Брюки и рубашка, в которых он поехал на пикник, промокшие и уже высохшие, были измяты. Переодеться или не переодеваться? Нет, объект, который он держал на ладони, требовал более решительных действий. Селадор должен как можно скорее получить его и подвергнуть анализу.

Да, голова моя работает не лучшим образом, подумал Десейн.

Он чувствовал, что разрывается между двумя крайностями, что должен принять два решения, в равной степени важные и в равной же степени несовместимые. Что ему мешает сделать выбор? Травма головы? Но то, что он увидел под воздействием Джаспера, свидетельствовало о том, что травма несерьезная. И, тем не менее, какое же решение он должен принять?