– О чем ты? Я не понимаю… – Тильт подумал, что он мог бы попытаться своим искусством улучшить речь разбойника. – Давай поговорим позже. Завтра… – Он внимательно осмотрел кладку, решая, с какими камнями ему будет легче справиться. – Или послезавтра. Доверься мне, Ферб. Я вытащу тебя отсюда.

Он поднял камень, намереваясь вернуть его на место. И замер. Ему в голову пришла странная идея.

Странная, но такая привлекательная. Такая интересная…

Тильт положил камень на письменный стол. Покрутил, рассматривая его со всех сторон. И взялся за перо.

Он работал весь остаток ночи, а под самое утро его сморил сон. Тильт задремал, устроив голову на сплетенных руках. Он не видел, как описанный им камень шевельнулся и как с него, тихо щелкнув, слетели тонкие острые чешуйки.

Оживший камень открыл глаза и уставился на своего хозяина.

Тильт крепко спал.

Его не разбудило даже появление траллана с кипой книг. Здоровенный варвар потоптался немного возле стола, не решаясь беспокоить молодого мастера, поскреб затылок и, оставив книги, на цыпочках покинул темницу.

Тильту на счастье, траллан не заметил черную дыру в кладке под самым потолком и не обратил внимания на лежащий среди бумаг угловатый неровный камень.

Тонко и противно звенели комары. Из плотной тьмы на свет фонаря вылетали ночные мотыльки и бились о мутное горячее стекло.

– Здесь осторожней. – Грифф придержал Гая. – Спуск крутой, а трава мокрая.

Гай шел почти вслепую. Фонарь высвечивал лишь небольшое пятно, центром которого был наемник. Все, что оказалось вне светового круга, съела тьма.

– Тихонько, ступеньки… На забор не налети… Пожалуй, без фонаря идти было бы легче. Свет его только мешал.

– Не споткнись об оглоблю… Сейчас обойдем сарай и выйдем к реке…

Грифф словно специально держал фонарь таким образом, чтобы свет слепил Гая. Это раздражало.

– Главное, ничего не бойся, – зачем-то предупредил наемник. – Будь спокоен и не шуми.

Под ногами заскрипел вязкий песок. Совсем рядом хлюпала вода. И казалось, будто нечто массивное и черное заслоняет мир впереди.

– Я привел писца, – обратился в черноту Грифф. – И у меня все его вещи.

– Хорошо, – раздался гнусавый голос, совсем не похожий на голос отца Абака. – Осталось проверить, того ли писца ты привел.

Темнота шевельнулась, и на границе света и тьмы возникла высокая черная фигура. Гай вздрогнул, но, вспомнив предупреждение Гриффа, заставил себя успокоиться.

– Знал ли ты Абака из Обители Трех Богов, почтенный писец? – спросил незнакомец.

– Да, – не стал отрицать очевидное Гай. – Я учился у него.

– Знакома ли тебе «Заповедь Имма»?

– Да, почтенный. И весьма хорошо…

Как ни вглядывался Гай в фигуру, разглядеть ее лицо он так и не сумел.

– А нет ли у тебя при себе копии «Заповеди»?

– Нет, почтенный.

Незнакомец чуть подался вперед. Грифф схватил Гая за локоть, сжал больно, зашипел:

– Как же нет? Должна быть!

– А где она? – быстро спросил гнусавый. – Я знаю, что Абак передал ее тебе, когда ты уходил из Обители. Разве не так?

– Так, – кивнул Гай. – Это моя копия, я сам ее написал. И отец Абак сказал, что лучше сделать просто нельзя, а потому учеба моя закончена. «Это твоя диплома теперь», – сказал он.

– Так где же она? – жадно спросил незнакомец.

– Она осталась в доме, – пояснил Гай. – В моей одежде… Но зачем вы это спрашиваете? Вы не верите, что я ученик отца Абака? Думаете, я обманываю? Пустите меня к нему, и он сразу меня узнает! Он подтвердит, что я у него учился…

– Значит, «Заповедь» у меня, – сказал Грифф. – Здесь в сумке все твои вещи, маленький мастер. Где именно ты спрятал бумаги?

– В поясе, – ответил Гай. – Но я хочу поговорить с отцом Абаком. Где он, почему вы не пускаете меня к нему? Ты же обещал, Грифф!

– Абак мертв, – сказал высокий незнакомец. – Тралланы убили его.

– Как же?… – Гай растерялся.

– Извини, – сказал ему Грифф. – Мне надо было как-то выманить тебя из дома… – Он поставил фонарь на землю и начал копаться в сумке. Свет больше не резал Гаю глаза, и теперь он смог разглядеть ночное небо, и вылизывающие песок волны, и борт приткнувшегося к берегу корабля.

– Как же так? – повторил Гай упавшим голосом.

– Нам очень нужна «Заповедь Имма», – чуть подвинувшись вперед, сказал незнакомец. – Все копии, что мы находили прежде, сильно отличались от бумаг самого Имма. И только в Обители Трех Богов хранилась настоящая рукопись. Но мы не смогли ее получить: она сгорела в пожаре в ту же ночь, когда погиб Абак.

– Есть! – воскликнул Грифф, распарывая коротким ножом найденный пояс. – Бумаги здесь!

– Дай их мне! – вытянув руку, гнусавый незнакомец шагнул вперед. Свет упал на его лицо, и Гай в ужасе отшатнулся. Высокий человек был изуродован самым страшным образом: кожа на его лбу была срезана так, что виднелся череп, измочаленная нижняя губа отвисала до самого подбородка, на щеках чернели язвы ожогов, нос в нескольких местах был пробит изогнутыми гвоздями. – Отдай!

– А как же наш уговор? – Грифф спрятал бумаги за спину.

– Мы сдержим данное слово!

– Война уже идет. Как знать, может, утром здесь будут ваши воины. А я просил защиты и неприкосновенности для себя и своих людей. Я просил права на эту землю. Я хочу, чтобы никто никогда не мог войти в мои владения без дозволения. И мне нужно это немедленно. Незамедлительно! Ведь вы обрели, что так давно искали. Почему же заставляете меня ждать?

– Хорошо, – внезапно успокоившись, сказал страшный человек. – Ты уже получил свои деньги и знаешь, что мы не станем тебя обманывать. Я выполню все, о чем ты просишь и что в моих силах. Но прежде я должен взглянуть на бумаги. Мне надо убедиться, что они – те самые.

Грифф раздумывал недолго.

– Ну… ладно…

Гай смотрел, как переписанная им «Заповедь» переходит из одних рук в другие. Он не понимал, почему из-за какой-то бумаги поднялся такой шум. В чем ее ценность? Да он может по памяти восстановить любую строчку! Он всю «Заповедь» может заново переписать!

– А хорошо ли выучил тебя Абак, почтенный писец? – подступая ближе, вкрадчиво спросил страшный человек.

– Вроде бы неплохо, почтенный, – изо всех сил стараясь не смотреть в изуродованное лицо, ответил Гай.

– А крепко ли ты знаешь «Заповедь Имма»?

– Можно сказать наизусть.

– Тогда скажи мне, какое слово написано третьим на втором листе «Заповеди»?