Не поняв, что эту фразу майор вставил от себя, министр ответил прежним тоном:

— Это же элементарно! Если мы расскажем правду, нас моментально объявят шизофрениками и упрячут в сумасшедший дом. Таких, кто в надежде занять мое место проделает это со мной с большим удовольствием, больше чем достаточно. Почему-то оно для них будто медом намазано! А сделав это, полезут напролом, направят в зону войска и наломают таких дров, что вовек не расхлебать. А расчищать завалы будет уже некому.

В это время раздался телефонный звонок. Министр взял трубку, выслушал и, обращаясь к доктору, обреченно сказал:

— Вот, кажется, и началось! Звонил президент. У американцев при прохождении над Северо-Востоком России пропал метеорологический спутник. Ястребы обвиняют нас в применении секретного космического оружия. Через час я должен быть у него. Вот так-то!

Он встал из-за стола, походил по кабинету, о чем-то думая. Остановился напротив коляски, в которой сидел доктор, и спросил:

— Георгий Шалвович, вы изложили все, что хотели?

Ответ был короток:

— Да.

— Тогда я должен кое-что вам сказать. Но наедине. — И, не оборачиваясь, бросил через плечо: — Майор, подождите доктора в коридоре!

Трое охранников, доставивших Николая с доктором к министру, так никуда и не ушли от дверей кабинета. Старший сидел на стуле около двери, а двое молодых прогуливались по короткому коридору. Когда открылась дверь из кабинета, руки у всех троих автоматически потянулись за отвороты пиджаков, но когда увидели Лесового, расслабились и продолжили свои занятия — молодые ходить, бдительно осматривая коридор, а старший сидеть, не сводя глаз с двери кабинета, откуда только что вышел Николай.

Вдоль свободной стены коридора был установлен ряд стульев, и он уселся на один из них, постаравшись оказаться как можно дальше от сидящего охранника. Но молодые, маячившие перед носом, действовали на нервы. Туда — сюда, туда — сюда! Чтобы сосредоточиться и отвлечься от мрачных мыслей, Николай стал вспоминать последний, напутственный разговор со Зверевым.

— Знаешь, — сказал тогда полковник, — если бы у меня даже была возможность вернуться домой и остаться в живых, я тысячу раз подумал бы, прежде чем это сделать.

— Почему? — удивился Николай.

— Я вовсе не уверен, как твой доктор, что о существовании этого мира и возможностях, которые он дает тем людям, что держат его под контролем, знают только он и его министр. Доктор даже не подозревает, на что были способны органы госбезопасности в мое время. Сейчас, конечно, они уже не те, но не думаю, что совсем потеряли хватку. Это самовосстанавливающаяся организация, и никакие политические передряги не заставят ее выпустить из рук наиболее важные тайны. Доктор думает, что его допустили в самые секретные архивы, показали все касающиеся этого дела документы. Наивный… Я пытался переубедить его, но он не хочет разговаривать на эту тему. Наверное, упрямство — отличительная черта гениев. Да-да, твой доктор — настоящий гений! Конрад понял это и потому решил оставить ему жизнь.

— Вы думаете, что чекисты держат меня под колпаком? — насторожился Николай.

— Уверен. Конечно, здесь они тебя не достанут, а вот когда вернешься, обложат со всех сторон. И так, что ты никогда этого не заметишь.

— Но какое это имеет отношение к вашему нежеланию возвращаться?

— Самое прямое. Мое возвращение никогда бы не осталось незамеченным. Сколько бы ни прошло времени, всегда найдутся осведомленные люди, которые захотят использовать меня в своих интересах. И у меня оставалось бы всего два выхода — или служить им, занимаясь тем, чем заниматься я категорически не желаю, или объявлять им войну с заведомо известным финалом. Запомни навсегда — сколько бы политики ни вводили тебе в уши, что пекутся исключительно о благе народа, на самом деле они всегда будут руководствоваться невидимыми подводными течениями, о которых ты никогда не узнаешь. За контроль над человеком, обладающим такой уникальной информацией, будут драться противоборствующие силы, а сам он окажется как зернышко между жерновов. И учти, говоря о себе, я имею в виду и тебя. Все это обязательно случится с тобой, когда ты вернешься, и тебе придется делать выбор. Но, что бы ты ни решил, не забывай — тебе есть где укрыться. Для тебя всегда найдется место здесь. Даже если «апостолы» снова возьмут верх.

Теперь, сидя у дверей комнаты, откуда министр выставил его без всякого стеснения, Лесовой вспоминал тот разговор и укреплялся в мысли, что Звереву действительно было дано видеть то, что не видят другие. Недаром его пригрел сам вождь народов, никогда не ошибавшийся в людях.

После общения с полковником Лесовой стал замечать за собой некоторые странности. В беседах с различными людьми он, сам не зная, как это у него получается, безошибочно определял, когда собеседник говорит неправду или просто что-то недоговаривает. Например, разговаривая с Николаем Никитиным, он понял, что тот тщательно скрывает свое нежелание возвращаться домой. Разгадал и причину — дома тезку ждали крупные неприятности и опасные разборки из-за давних финансовых дел, которые он не успел или не смог уладить до своего похищения. (Этот разговор произошел еще до того, как жители Магадана стали в массовом порядке прибывать в «новый мир».) Когда Лесовой, желая проверить догадку, спросил его напрямик, Никитин сильно смутился, но отпираться не стал, все подтвердил.

Кроме этого, даже не заговаривая с человеком, по едва уловимому разноцветному свечению вокруг его фигуры он научился определять то, что назвал для себя соотношением доброго и злого начал, степень надежности этого человека. И в соответствии со сделанными выводами решал, можно ли ему доверять. К его большой радости, ближайшие друзья, Дмитрий и Леня, безукоризненно прошли этот «тест».

Здесь, дома, Николай с первых же шагов, со встречи с присланными министром конвоирами, почувствовал — это появившееся у него в «новом мире» умение ослабло, но не пропало совсем. Во всяком случае, его хватило, чтобы увидеть исходящую от охранников опасность, понять, что при малейшем неверном шаге они готовы разорвать его в клочья. Это же касалось и трех телохранителей, бдительно следящих сейчас за каждым его движением.

Сейчас Николай сидел, прикрыв глаза, и делал вид, что задремал. На самом деле он сделал это, чтобы не видеть мелькающих перед глазами охранников. Он постарался полностью отрешиться от окружающей обстановки, чтобы проанализировать каждое слово, произнесенное министром во время разговора, каждый его жест, и сравнить их с цветным рисунком, который хоть и с большим трудом, но удалось рассмотреть. В принципе, он не сильно отличался от рисунка, окружающего любого другого человека. В меру добра, в меру зла. Вот только доминирование ярко-малинового цвета выдавало неутолимую тягу, чуть ли не болезненное пристрастие этого человека к неограниченной власти. Участки, окрашенные в такой цвет, ему приходилось видеть в ауре многих людей, но такой большой, подавляющий многие другие цвета, он видел впервые. И еще невероятную внутреннюю силу и собранность, позволяющие ему оказывать влияние на других людей и подчинять их своей воле.