Наказание ли Господне за гордыню и грехи?

Возможно.

Но что вновь скрестило их пути? Не раскаяние ли, чистое и искреннее, и желание исправить свои ошибки и промахи, вызревшее в груди прилужанского короля, как жемчужина в ракушке, тронули струны мироздания? Кто знает?

Сила иссякла внезапно.

И не понять: навсегда, или просто нужно время, чтобы восстановить растраченный запас.

А взамен ушедшей Силы накатили усталость и тупое безразличие. Руки и ноги налились свинцом. Ендрек почувствовал, что сползает на пол, попытался удержаться за край кровати, но не смог.

— Выпей, выпей, мой мальчик... — Жилистая рука Каспера Штюца подхватила его за плечи. Губ коснулся прохладный край кубка, в нос ударил густой аромат трав и ягод.

Мята, живокость, чабрец...

Шиповник, смородина, рябина...

Напиток освежал пересохшее горло, щекотал язык и небо.

— Пускай отдохнет, — откуда-то издалека донесся голос лейб-лекаря, обволакивающий, как вязанная шаль.

— Да ты разумеешь, пан Каспер, что он колдовал? — слова игумена гулко бились в череп, словно булыжники, запускаемые умелой рукой. — Кол-до-вал! В обход Контрамации, без разрешения!

— «В обход Контрамации»! — передразнил Штюц, и голос его зазвенел закаленной сталью. — Ты погляди на короля, пан Можислав. Видишь?

— Ну, вижу...

— Тридцать лет я лечу людей. Тридцать лет! Без ложной скромности, я считаюсь лучшим медикусом севернее Стрыпы. И я был бессилен! А мальчишка... справился.

— Но законы Господа и Прилужанского королевства...

— Законы — суть правила. А правила созданы, чтоб их нарушать.

— Странно толкуешь, пан лекарь!

— Странно мыслишь, твое преподобие! Тебе что важнее — один мальчишка, нарушивший Контрамацию, или воссоединение королевства?

— Если каждый мальчишка начнет чародействовать...

— Если волшебство будут использовать ради спасения жизни, хоть короля, хоть кметя распоследнего, я первый пойду в Сенат и выступлю против Контрамации!

Дальше Ендрек не слушал. Он перевалился на живот, встал на четвереньки, а после, цепляясь за дверной косяк, поднялся на ноги.

Ночной морозный воздух ворвался в ноздри, закружил голову. Снежинки садились на щеки, таяли, стекали капельками, чтобы затеряться в бороде, накапливались на волосах белой присыпкой.

«Словно мельник, — подумал студиозус. Попытался шагнуть. Не смог. — Пьяный мельник. Явился мельник в стельку пьян и говорит жене... Как там дальше?»

— Эй, студиозус, ты что... того-этого... — Мощная лапа Лексы взяла его под локоть. — Эх, говорил же... того-этого... поесть надо. Мыслимое ли дело — с утра маковой росинки?..

Ендрек дал себя увести, хотя точно знал, что есть не будет. Просто не в силах. Вот выспаться бы...

* * *

Заснеженный лес давил.

Облепленные белоснежными хлопьями ветви буков и грабов нависали шатром, вынуждали, хочешь, не хочешь, а пригибать голову. Серые стволы обступали, создавая ощущение тесной комнаты, загроможденной мебелью. Поневоле хотелось вдохнуть поглубже, набрать полную грудь воздуха, как перед прыжком в прорубь.

Но пан Юржик, как ни тяжело брести по колено в снегу, цепляясь шапкой за ветки деревьев и кустарников, выходить на тракт опасался. Мало ли кого может встретить одинокий путник на охваченной войной земле.

Он шагал уже долго. Если поначалу еще сохранялось какое-то ощущение времени, то потом оно притупилось. Теперь уже и не скажешь — за полночь перевалило или близится рассвет. Да оно и неважно. Важно дойти во что бы то ни стало. Донести весть до любого отряда реестрового войска Прилужанского королевства.

Рассеченное почти до кости предплечье левой руки тоже поначалу болело. Потом онемело, боль прошла. Осталась только тяжесть.

А вскоре и из всех желаний осталось лишь одно — дойти, добраться, доползти любой ценой...

Отправившись вместе с тремя другими шляхтичами за подмогой, пан Бутля сперва радовался, как удачно все складывается. Они успели нырнуть в лес до появления грозинецкого разъезда. И без того истоптанный снег не дал возможности случайно заметить их путь даже самым матерым следопытам. Переждав, пока две с лишним сотни драгун проследуют к монастырю, гонцы разделились. Собственно, идти стоило лишь в двух направлениях — на Крыков и на Жеребки. К западу и северу от Блошиц наверняка были враги.

В спутники к пану Бутле попал пан Клеменц Скалка — тот самый рыжеусый пан, что пытался достать Владзика Переступу в недавнем бою у села. Ему дали незаморенного горячего скакуна взамен его серого, измученного переходом по снежной целине до дрожи в коленях.

Паны гикнули, свистнули и понеслись по тракту.

Та-да-дах! Та-да-дах!

Гулко ухали копыта в замерзшую землю. Вилась кисейным шлейфом снеговая пыль.

Клубы пара вырывались из напряженно-распяленных ноздрей скакунов, пятная морды белыми мазками изморози. Горячее дыхание оседало сосульками на усах всадников.

— Поспешаем, поспешаем! — Пан Клеменц горячил поводьями и без того рвущегося вперед светло-гнедого.

— Погоди, — урезонивал его более рассудительный пан Юржик. — Коней положим, на своих двоих побежишь, что ли?

И какая напасть, скажите на милость, вынесла прямо им навстречу разъезд грозинчан?

Скорее всего, капризная девка удача терпеть не может, когда у людей что-то начинает получаться, и тут же стремится подстроить каверзу. Просто так. Чтоб не расслаблялись.

Всего-навсего трое всадников. Молодые, разрумяненные лица. Не драгуны, поскольку без арбалетов. Но шитье на жупанах грозинецкое — ни с чем не спутаешь. Пожалуй, шляхетское ополчение. Немало потянулось юных шляхтичей за войском Зьмитрока в надежде обрести в боях славу, опыт и, скрывать нечего, подзаработать на несчастии восточных соседей, набить мошну воинской добычей.

— Стой! Куда? — заорал, выхватывая саблю, ехавший первым грозинчанин.

— Скалка! Бей-убивай!!! — ответил пан Клеменц, пришпоривая гнедого.

Кинулся в бой очертя голову, не озаботившись ни оглянуться на замешкавшегося — туговато пошла сабля из ножен на морозе — пана Юржика. Лихо крутанул над головой блестящий клинок, ударил, намереваясь располовинить грозинчанина от плеча до пояса. Тот неожиданно ловко закрылся, парируя высокой октавой. Зазвенели, завыли клинки в стылом воздухе. Отмахнулся... И попал проносящемуся мимо пану Скалке в спину. В самый раз под правую лопатку.

Пан Клеменц охнул, упал лицом в гриву коня. Сабля выпала из разжавшихся пальцев и повисла на темляке. Второй грозинчанин, воспользовавшись этим, привстал на стременах и что было сил рубанул лужичанина по шее...