Завтра.

Сегодня ее последний день, чтобы сделать так, что после того как Ава ляжет в землю, Спенсер окажется в тюрьме.

К четырем часам утра Шварцман приняла душ и позавтракала. Теперь она стояла в комнате Авы, глядя в окно. Держала в руке чашку крепкого черного кофе — уже вторую — и ждала у окна спальни, когда солнце прогонит тени между домами. Она готова ехать в Саванну. Однако еще слишком рано. Конечно, если выехать сейчас, «Хоум Депо» уже откроется к ее приезду. Но проблема не в этом. Проблема в патрульной машине, припаркованной перед домом Авы. Уехать из дома в четыре часа утра было бы подозрительно, и хотя был шанс, что она сможет улизнуть незамеченной, не хотелось лишний раз рисковать.

Если она намерена осуществить свой план, права на ошибку у нее нет.

По небу плыли кучевые облака, то и дело меняя форму по мере движения. Кролик, левая доля мозга, аппендикс. Прекрасный день, легкий ветерок. Это облегчит вождение.

Сделав долгий, глубокий вдох, Анна медленно выдохнула: воздух скользил по губам, пока диафрагма не расслабилась, образовав под легкими дугу. Напоследок она сделала энергичный выдох, чтобы выпустить остатки воздуха. Полностью удалить его из легких невозможно. Она снова втянула воздух, снова наполнила их. Кислород потек в бронхи, затем в более мелкие бронхиолы и в альвеолы.

В двух легких взрослого человека имеется около трехсот миллионов альвеол, где кислород растворяется в их богатой влагой оболочке и поступает в кровь. Анна чувствовала, как кислород движется по ее телу, пока она сама пыталась превратить страх в нечто продуктивное.

Несмотря на дыхание, было холодно и жарко одновременно и трясло, как будто она боролась с гриппом. Прямо как во времена жизни со Спенсером — в те дни, когда каждое движение было ожиданием потенциального взрыва. Было трудно сосредоточиться, ясно мыслить и даже уснуть.

Все почти кончено. Тридцать часов, и все будет кончено. Необходимо верить, что это возможно.

Поставив чашку с кофе, Шварцман подошла к бюро. Хоть она и нашла для Авы платье, в котором ее можно было похоронить, и даже позаимствовала одежду для собственных целей, ей предстояло пройтись по комоду тети еще раз.

Ранее в поисках носков Аннабель заметила в середине верхнего ящика небольшие коробки и стеклянные тарелочки, узнав серьги, кольца, браслеты — вещи, которые видела у Авы на протяжении многих лет. В левой части ящика были аккуратно сложены нижнее белье и бюстгальтеры, в правой — носки. Не глядя, Шварцман схватила пару носков и задвинула ящик.

Она подошла к комоду и провела пальцами по пузатому ящику из красного дерева. Выдвинула ящик и посмотрела на украшения. Сунула в ящик руку и вынула первую коробку. Ожерелье из аквамариновых стразов 1920-х годов. Слишком броско. Еще несколько других оказались слишком велики — нужно было что-то, что Ава могла надеть под свитер или пальто. В идеале нечто, что могли бы узнать те, кто близко ее знал. Но Шварцман не знала, какие вещи Ава носила регулярно. Ее не было рядом.

Анна еще раз посмотрела на украшения. Если она подбросит сувенир от Авы, то понадобится подарок и от Фрэнсис Пинкни. Но это означало кражу у мертвой женщины.

Шварцман попыталась представить, как она это сделает. Ее замутило. Вдруг она возьмет что-то, что дети Пинкни уже видели? Если они узнают, что что-то из материнских вещей пропало, кража указывала бы на нее, Аннабель Шварцман. И тогда весь план развалится.

А если дети Пинкни не узнают ожерелье, которое она подбросила? Если скажут полиции, что у их матери такого не было? Это было бы не менее скверно.

Улик будет достаточно. ДНК — самая сильная улика. Ювелирные изделия — лишь косвенная. Отрицать ДНК невозможно. Сосредоточься на науке.

Она задвинула ящик комода. Натянув пару желтых кухонных перчаток, которые нашла под раковиной, взяла из шкафа коробку с рулонами пищевой полиэтиленовой пленки и подошла к кровати Авы. Протянув по полу примерно два фута пластиковой пленки, встала рядом с кроватью, откинула покрывало и одеяло.

В ноздри ударил едкий запах пота и страха. Прежде чем продолжить, пришлось остановиться и замедлить дыхание. Она не позволила себе отвести взгляд. Каждое пятно, каждый запах напоминали о том, что сделал Спенсер, за что он заплатит.

Стиснув зубы, Анна оторвала полоску упаковочной ленты и прижала ее к подушке Авы. Снова оторвала ленту и снова прижала к подушке. Потом сделала это в третий раз.

Поднеся ленту к свету, она увидела частички кожи. Осторожно протянула полоску ленты по полиэтиленовой пленке и легонько прижала. Затем на всякий случай проверила, можно ли отсоединить ленту от пленки. При соприкосновении ленты и хлопковых простыней слой клея уменьшился, и ее можно было легко отделить от полиэтиленовой пленки. Шварцман повторила процесс с четырьмя полосками упаковочной ленты, а затем собрала в пакетик пряди волос Авы с щетки на ее туалетном столике.

По возможности вернув все на свои места, Анна положила в большой пластиковый пакет с застежкой «зиплок» полоски упаковочной ленты и пакетик с волосами и засунула под матрац кровати Авы.

В шесть пятнадцать она вышла из дома и остановилась пожелать доброго утра Энди. Тот, как ему и положено, сидел в своей патрульной машине у тротуара. Когда она сказала, что идет прогуляться, он воспринял ее слова спокойно.

На ней была бейсболка — разумный выбор, чтобы солнце не светило в лицо. Под курткой на ней были легинсы для йоги и толстовка. Она предположила, что похожа на любительницу спортивной ходьбы, хотя, конечно, это совершенно не соответствовало действительности.

Еще одна кепка, другого цвета, лежала свернутой в кармане. Наличные, кредитка, права, ключи от взятой напрокат машины — у нее было все необходимое.

Примерно в квартале от дома Авы Анна обернулась и увидела, что машина Энди отъезжает от тротуара. Если все пройдет гладко, то они больше не увидятся. На минутку заглянув в кафе, чтобы взять латте, Шварцман зашагала на городскую парковку, где оставила взятый напрокат автомобиль, оказавшись там даже раньше, чем в шесть тридцать.

Затем отключила сотовый и выехала из Чарльстона.

Анна точно знала, куда едет. Она не использовала ни навигацию, ни сигнал сотовой связи. Никаких следов. Установив радио на станцию с музыкой 1950-х годов, Шварцман ехала со скоростью шестьдесят три мили в час и держалась медленной полосы движения, за исключением обгона, да и то изредка.

По дороге она услышала пару любимых песен отца. Отис Реддинг пел «Сидя на причале», а Чабби Чекер — «Твист». Поездка заняла два часа двенадцать минут.

Когда Шварцман подъехала к магазину «Хоум Депо» на Пулер-парквей на окраине Саванны, на стоянке было около трех десятков машин. Припарковавшись в самом дальнем ряду, она заправила волосы под простую коричневую бейсболку, которую нашла в задней части гардероба Авы. Должно быть, чей-то подарок. Вряд ли тетя купила бы такой уродский головной убор. Но на кепке не было никакого логотипа, что делало ее идеальной. По дороге домой она выбросит ее в мусорный ящик.