Ева подбоченилась.

– Вот как? А что же?

– Ты боишься неизвестности.

– Не далее как вчера я участвовала в ожесточенном бою. Я не визжала, не падала в обморок. Даже когда Рокли тыкал мне в вену гвоздем. – Мисс Уоррик сверкнула глазами. – Думаю, это доказывает, что я не трусиха.

– Да, ты не боишься пуль и бандитов. – Саймон помолчал, потом мягко спросил: – А как насчет собственного сердца?

С таким же успехом он мог ударить ее ножом, потому что его слова пронзили ее насквозь. Господи, неужели он говорит правду? Сознание Евы заполонили образы. Бесконечная череда бесцветных, тусклых дней. Она участвует в битвах, ускользает от опасности… И непрерывно ощущает во рту горький вкус осколков собственного разбитого сердца, разбитого своими собственными руками. Джек помог ей вырваться из тюрьмы, в которую она сама себя заключила. А она его оттолкнула. Тогда Ева думала, что это работа требует, чтобы она осталась в Англии. Но Саймон прав. Она в самом деле испугалась. Она пыталась защитить себя и заплатила за это немыслимую цену – потеряла единственного мужчину, которого когда-либо любила.

– Как ты можешь браться защищать кого-то другого, если отказываешься постоять за саму себя? – продолжал напирать Саймон.

Ева замерла на секунду, а затем бросилась к двери.

– Подожди! – крикнул Саймон и побежал за ней.

– Нет времени.

Был почти полдень. До отправления поезда, на котором уедет Джек, оставалось всего полчаса. Саймон взял Еву за руку и вложил в ее ладонь монету.

– Деньги на кэб.

Секундой позже она была уже на улице и махала рукой, останавливая экипаж. Кучер посмотрел на нее с сомнением – респектабельная женщина не станет среди бела дня садиться в двуколку одна, но когда мисс Уоррик показала ему деньги, он стал более чем услужливым.

– Вокзал Юстон! – приказала Ева. – Как можно быстрее!

Кучер хлестнул лошадей поводьями, и кэб тронулся. Выполняя требование Евы, кучер погонял лошадей, объезжая пешеходов и обгоняя более медленные экипажи. Им вслед кричали ругательства, но они неслись по улицам, не сбавляя скорости. Сердце Евы бешено колотилось, но не от быстрой езды. Ее карманные часы показывали двадцать минут первого. Вероятно, пассажиры уже садятся в поезд. Вокруг вокзала движение было более плотное, кэб резко остановился, накренившись, потом пополз вперед с черепашьей скоростью. Экипажи, повозки, фургоны, люди были повсюду.

– Должен быть какой-то объезд! – крикнула Ева кучеру.

– Простите, мисс, – последовал ответ. – В это время дня тут всегда так. Ничего не поделаешь, можно только пережидать.

Ева с досады стукнула кулаком по стенке кэба. Времени оставалось очень мало.

– Я пойду дальше пешком!

Она бросила кэбмену монету Саймона и бросилась вперед, лавируя среди транспорта и людей.

Ева влетела в здание вокзала, не обращая внимания на любопытствующие взгляды путешественников. Лишь на мгновение она остановилась, пытаясь сориентироваться. Мимо проходил носильщик в униформе. Ева схватила его за руку. Он посмотрел на нее с удивлением.

– Двенадцать тридцать до Ливерпуля, – проговорила она, с трудом переводя дух. – От какой платформы?

– Платформа номер пять, мисс, – ответил удивленный носильцик, – но…

Ева сунула ему в руку монету и побежала дальше.

«Пожалуйста, ну, пожалуйста, пусть я не опоздаю!» – молила мисс Уоррик, пробираясь сквозь толпу.

Ева выбежала на платформу в тот самый момент, когда поезд уже отходил. Она бросилась за поездом, зовя Джека по имени, хотя и знала, что сквозь гул двигателя и паровозные свистки он ни за что ее не расслышит. Поезд в облаке пара покинул вокзал. Ева остановилась, глядя, как вагоны становятся все меньше, а потом скрываются из вида за поворотом железнодорожных путей.

У нее было такое чувство, будто исчез не поезд, а сама надежда.

Нет, это не поражение! Как верно подметил Саймон, она сражалась за других, теперь ей нужно побороться за себя и Джека. В Ливерпуль ходят и другие поезда. А если его корабль отплывет раньше, чем она успеет до него добраться, есть и другие пароходы, которые идут в Бостон. Чего бы это ни стоило, сколько бы ни заняло времени, она найдет Джека.

Ева повернулась, намереваясь идти в кассу.

Перед ней стоял Джек.

Несколько мгновений ни один из них не мог ни пошевелиться, ни произнести хотя бы слово. Они просто смотрели друг на друга во все глаза. Ева сунула дрожащую руку в карман и достала ту самую бусинку с ее вечернего платья.

– Вот. Ты это забыл.

– У меня есть другая. – Он вынул из нагрудного кармана крошечный стеклянный шарик и тут же убрал его обратно.

Они заговорили одновременно.

– Ты пришла.

– Ты остался.

Ева замотала головой.

– Позволь мне… – Она подошла ближе. Сердце ее билось, казалось, в самом горле. – У меня важная работа, но люди, которым нужно добиться справедливости, есть по всему миру. А ты только один. – У нее пересохло во рту, но она продолжала: – Джек, я тебя люблю.

Он закрыл глаза, по его телу прошла дрожь. Это ошеломило мисс Уоррик. Такой большой сильный мужчина – и так дрожит. В ее душу закрались сомнения. Вдруг он передумал? Может быть, он больше ее не хочет? Но если это так, то она сделает все, что потребуется, чтобы его вернуть.

– Я боялась, – призналась Ева.

– Боялась? – Джек открыл глаза, похоже, его рассердили ее слова. – Я видел, как ты штурмуешь публичный дом, кишмя кишащий вышибалами. Ты расхаживала по самым опасным районам Лондона. Пугливые женщины такого не делают.

– Я была с тобой, видела, какой я могу стать, и это мне кое-что объяснило про храбрость. Быть храброй – это нечто большее, чем смотреть в дуло пистолета. Быть смелой – значит бежать как сумасшедшая через вокзал Юстон, надеясь, что еще не поздно разделить свою жизнь с тобой. – Она понизила голос до шепота: – Прошу тебя, Джек, скажи, что еще не поздно.

К вящему потрясению и благородному негодованию всех пассажиров на платформе номер пять, Джек притянул Еву к себе, крепко обнял и поцеловал. Она не обращала внимания на возмущенные возгласы, для нее существовал только Джек, его губы, его нескрываемое желание. К ней. Словно вся бессмысленная ерунда в мире вдруг сама собой сложилась в поэму поразительной красоты и ясности.

Джек немного отстранился и прорычал:

– Черт возьми, как же я тебя люблю! Еще с того момента, когда увидел тебя в самый первый раз, нацелившую на меня револьвер, я знал, что ты станешь либо моей смертью, либо спасением.

– Я не смерть, – сказала Ева. – И не спасение. Мы – будущее друг друга.

Манчестер, Англия, 1887