невыносимая слабость. Я согнулся вперёд и наткнулся на какую‑то преграду. Мой лоб коснулся холодного стекла. Что это? Я случайно уснул и словил кошмарный «трип»?..

Тем временем, я уже не сижу, а лежу в какой‑то прохладной белой комнате. Словно на операционном столе. Повсюду яркий свет, но мои глаза, к счастью, закрыты, и я ничего не вижу. Просто чувствую кожей эти большие круглые лампы. Тело очень тяжёлое, и я не могу пошевелиться, будто на меня сверху давит вода или, скорее, какое‑то вязкое желе. Эта же липкая субстанция наполняет теперь мои лёгкие и рот. Не надо было его открывать…

Что‑то протяжно пищит над моей головой, раздаются приглушённые голоса. Их четверо или пятеро. Будто бы консилиум врачей переговаривается по поводу безнадёжного пациента, решая, вернуть ли его к жизни или дать спокойно уйти.

– Давление слишком высокое.

– Дурень, не дыши!

– Добавьте ему релаксант!

– Нет, нельзя превышать дозировку. Мы так убьём его!

– А если он очнётся, то убьёт нас! Нужно действовать в соответствии с протоколом.

Пока врачи спорят, я пытаюсь понять, что происходит. Это что, очередной кошмар? Про клиническую смерть на операционном столе? Или про фашистские опыты над вампирами в СКОК? Снова дело рук Стеллы? Но её, кажется, нет рядом. Да и вообще, когда я успел уснуть?!

Что‑то горячее разливается по моей левой руке. Будто лава или воск. Медленно, как змея, ползёт от локтя к плечу. Моя кисть постепенно расслабляется. А вместе с ней и сжатые челюсти, а потом грудь.

Наконец‑то эти дурацкие тиски исчезли! Я смог свободно вдохнуть, и даже боль в ногах прошла. Несколько секунд я пытался открыть глаза, чтобы сказать врачам, что мне стало лучше, но веки как будто слиплись и меня не слушались. Только после минуты борьбы с самим собой мне удалось расклеить ресницы. Я огляделся по сторонам в поисках моих спасителей, но никаких врачей вокруг не увидел.

Я сидел в машине – всё там же, где и «отключился». На парковке у летнего кафе. Людей рядом не было, приборов, которые могли бы пищать – тоже. Только Линкольн тихонько поскуливал и, просунув голову между передних сидений, лизал мою левую руку. А вдалеке, рядом со входом, всё так же ждала меня, поглядывая на часы, Лина.

Дотронувшись до груди, я успокоил полыхающий кристалл. Наверное, это проделки всевидящего Каспера – хотел припугнуть меня, намекнув, что за непослушание он сделает со мной что‑нибудь крайне мучительное и неприятное. Но, кажется, этот тип тоже, как и Стелла, не смог меня одолеть. Вот он я – живой и невредимый – планирую закончить начатое.

Не на того напали.

Глава 28. Диковат

– Лина, здравствуйте! – окрикнул я девушку, выходя из машины. Доберман, увидев открытую дверь, выскочил вперёд меня и кинулся к ней, виляя хвостом.

– Привет‑привет, мой хороший, – кинолог потрепала его по макушке, а потом подняла взгляд на меня. – Вот, значит, какой у вас был разговор. Я ведь уже говорила, что…

– Лина, давайте присядем, – я отодвинул перед ней стул на летней веранде. – Ну, мы же всё равно уже оба сюда пришли. Можно хотя бы сначала выпить чая, прежде чем вы меня пошлёте. Не знаю, как вы, а я бы с удовольствием выпил.

Девушка озадаченно вздохнула:

– Ладно, давайте, – и опустилась на стул, а Линкольн послушно лёг рядом у её ног.

Она заказала себе кофе, а я травяного чая – специально спросил чего‑нибудь успокоительного. Жаль, что у них не было валерьянки, неплохо было бы накапать мне в чай пару десятков капель. А ещё лучше – пару пузырьков.

Пока мы ждали наш заказ, я молча разглядывал Лину, а она почти без остановки оправдывалась:

– Вы поймите, как вас там…

– Гриша..

– Да, Гриша. Поймите меня правильно, я не со зла. Не потому что я безразлична к Линкольну и вашей просьбе. Нет. Я его знаю, можно сказать, с пелёнок и очень люблю. Но я правда не могу его взять к себе, так сложились обстоятельства. Мой молодой человек против. Он у меня животных не любит и… В общем, просто поверьте, что псу будет лучше и безопаснее в любом другом месте.

Я почему‑то снова начал злиться.

– А вот Стёпа бы так не поступил, – это всё, что я смог из себя выдавить.

– Я понимаю, он ваш друг…

В этот момент официант поставил перед ней большую чашку капучино, а передо мной чайник с чаем. Мы ненадолго замолчали, и в этой тишине я принялся с интересом рассматривать её украшения. Первое, что привлекало внимание – утончённые и искусно проработанные кулоны в виде миниатюрных насекомых. Вот крохотная пушистая пчела, вот пухлая божья коровка, вот кузнечик, а это маленькая стрекоза с тонкими‑тонкими золотыми крылышками. Все удивительно похожи на настоящих. Кольца на пальцах тоже были необычными – будто скрученными из золотых травинок, листиков и ягодок. Такая детальная проработка, очень натуралистичный, узнаваемо неповторимый стиль. Должно быть, ювелир потратил не один час на создание каждого из этих шедевров, чтобы с точностью до мелочей передать свою любовь к природе. Или же… или всё наоборот?..

Моя мысль оборвалась, потому что в этот момент я вдруг заметил, что одна из её цепочек, уходившая под футболку, оказывается, вовсе не золотая, а серебряная. Стало быть, на ней висит не