Сплю.

— Как ты себя чувствуешь?

Открываю глаза. На сей раз легче.

Люси откидывает с моего лба волосы. У нее прохладная рука.

— Хочешь воды?

Она поит меня водой из чашки-поилки, как у малышей. Хочу заговорить, но в горле совсем пересохло. Понимаю, что мне ставили интубационную трубку.

— Ты попала в аварию, — мягко говорит Люси. — Тебя сбила машина. Помнишь?

В мозгу расплывается путаница рассыпанных образов. Пивная банка прыгает по мостовой. Музыка, громкая и рваная. «Если это впрямь любовь, скажи, сколько ее…» Полицейские сирены… тяжелый рюкзак врезается в плечо… «В любви есть нищета, которую можно подсчитать…» Кейт смеется…

— Кейт, — шепчу я. Люси не слышит меня.

— Поспи немного, — говорит она, расправляя одеяло. — Я вернусь попозже.

— Кейт! — кричу я, но звук разносится лишь в моей голове. Опять сплю.

Я просыпаюсь. Все болит, зато дурман лекарств развеялся. Мысленно подсчитываю телесный ущерб. Тяжелая повязка на руке — гипс. Цветы рядом со мной уже вянут — значит, я пробыла здесь не один день. Может, даже неделю.

Кончиками пальцев дотягиваюсь до кнопки вызова.

В палату врывается медсестра.

— Ах, мы проснулись. Ну что, чувствуем себя лучше?

— А где… — Закашлявшись, пробую снова: — Где Кейт?

— Не пытайтесь пока разговаривать. Вам было очень плохо. Знаете, мы вас едва не потеряли…

Безуспешно пытаюсь сесть.

— Где Кейт?

Ее губы сжимаются в ниточку.

— Приведите ко мне доктора Николсона!

Медсестра выходит.

Устало откидываюсь на подушки, силясь вспомнить. Вытягиваю из сознания образ неуправляемой полицейской машины, несущейся прямо на нас, перепуганного парнишки за рулем, а потом — пробуждаюсь здесь. В отчаянии бью рукой по кровати. Что с Кейт? Почему я не помню?

— Все та же прежняя Элла, — слышится голос от двери. — По-прежнему заставляет всех волноваться.

Уильям будто на двадцать лет постарел.

— Врачи — самые худшие пациенты, — хрипло отвечаю я. Он пододвигает стул и садится, не поднимая глаз.

— Похоже, теперь вы спасли мне двоих детей, доктор Стюарт.

Проходит долгий миг, прежде чем до меня доходит смысл сказанного.

— Так с Кейт все в порядке?

— Тебе не сказали? О Боже, Элла. Да, она в полном порядке…

— Слава Богу, — выдыхаю я. — Слава Богу!

— Да. И спасибо тебе.

Не могу скрыть замешательства.

— Ты вытолкнула Кейт прямо с пути машины, Элла, — тихо объясняет Уильям. — Разве ты не помнишь? Кейт не пострадала. Ты спасла ей жизнь. Она только расцарапала запястье, когда упала на асфальт. И все. Ты приняла на себя весь удар. — Он сглатывает. — Ты спасла ей жизнь…

— Я не помню.

— Ничего удивительного. Ты пролежала без сознания девять дней. Кейт говорит, что тебя отшвырнуло на двадцать футов. Медсестра из женской консультации выбежала и оказала тебе первую помощь, иначе ты бы и до «скорой» не дотянула. Все хорошо, — добавляет он, видя выражение моего лица. — Кейт рассказала мне, как вы там очутились. Она рассказала мне обо всем.

— Мне так жаль, Уильям…

— Чего, ради Бога?

— Я не собиралась вмешиваться…

Слезы душат меня. Уильям стискивает мою руку, и я понимаю, что он тоже не в состоянии говорить.

Мы смотрим друг на друга сквозь пространство боли и предательства. Впервые за восемь лет мы оба свободны, но почему-то дальше друг от друга, чем когда-либо прежде.

Мне хочется столько всего сказать, что я не представляю, с чего начать.

— Я знаю, — шепчет Уильям, словно слышит мои мысли. Мы оба подпрыгиваем, когда в дверях появляется Люси.

— Что такого срочного случилось… Ой, Уильям!..

— Все нормально. Я ухожу. Просто зашел сказать Элле спасибо. — Он встает и чмокает меня в лоб. — Не пропадай. Держи меня в курсе, как идешь на поправку.

«Нет! Не уходи!» — беззвучно молю я.

— Красивые цветы. Купер?

Я каменею.

Он печально улыбается.

— Береги себя, Элла, — говорит Уильям и уходит.

Мое сердце истекает кровью. Я отворачиваюсь, чтобы Люси не видела слез.

Она расправляет покрывало.

— Знаешь, он ведь приходил каждый день, — как бы между прочим сообщает Люси. — Ждал, когда ты очнешься. Сидел часами, разговаривал и читал тебе. В основном Шекспира. Первые пару ночей спал в кресле рядом с тобой — отказывался уходить. Пришлось поклясться, что мы позвоним ему, как только ты очнешься, лишь бы выпроводить его домой.

Не верь, что солнце ясно,

Что звезды — рой огней,

Что правда лгать не властна,

Но верь любви моей[41].

— Я помню, — тихо говорю я.

— Элла…

— Не надо, Люси, — умоляю я. — Не говори мне. Пожалуйста.

Она принимается листать мою историю болезни. Я не протестую, не заявляю, что она не мой лечащий врач и даже не имеет права здесь находиться. Наверняка она провела возле моей кровати едва ли не больше часов, чем Уильям.

— Там один телеканал хочет взять у тебя интервью, — спустя несколько минут заговаривает Люси. — Звонили каждый день. Кто-то успел заснять аварию на телефон и выложил в Интернет…

— Не хочу ни с кем общаться.

— Ричард был просто потрясен, — сухо добавляет Люси. — Особенно когда его и всю больницу показали в вечерних новостях. Он умудрился убедить Шоров в частном порядке урегулировать вопрос относительно их утраты, а не устраивать судебной шумихи. Полагаю, Ричард намекнул им, что не очень благородно обвинять пострадавшую героиню в детоубийстве.

Меня так просто не проведешь. Наверняка Люси немало потрудилась, чтобы убедить Ричарда это сделать.

Люси прикрепляет медицинскую карту к спинке моей кровати.

— Прости, Элла, — неожиданно говорит она. — Знаю, ты не желаешь об этом говорить. Но Уильям сидел здесь девять дней, умоляя тебя не умирать. Он только одного хочет — чтобы ты подала ему маленький знак. Неужели так сложно?

— Я сделала это для Кейт…

— Он прекрасно знает, что ты для нее сделала, — перебивает Люси. — Не просто спасла ей жизнь. Он знает, что ты была готова пожертвовать ради его дочери карьерой. Думаешь, это ему ни о чем не говорит? У тебя появился еще один шанс. Не упусти его. Уильям еще здесь, — добавляет Люси, махнув рукой в направлении окна. — Поговори с ним. Если ты сейчас позволишь ему уйти…